— Ужасный вкус. Что это?
— Пей. Тебе такой чай только на пользу.
— Ты не говоришь, что это.
— Женьшеневый чай. Настоящий. Я заварила его на настоящем корешке, а не на пакетике. Поэтому я так задержалась.
— И какой от него прок? — спросил Пастырь.
— Он придаст тебе сил.
Он посмотрел на Чарли.
— Китайцы полагают, что он повышает потенцию.
— И это тоже, — Чарли улыбнулась.
Пастырь отпил из кружки.
— Ты полагаешь, мне это нужно?
— Не помешает. В последнее время ты сам не свой.
— Я знаю. Но ты не подумала, что голова у меня занята другими мыслями?
— Какие бы ни были эти мысли, тебе надо вновь обрести уверенность в себе.
Еще глоток.
— Ужасная гадость.
— Выпей все. Чем скорее опустеет кружка, тем быстрее мы уложим тебя в постель.
— Этот чай поможет мне заснуть?
— Проблема у тебя не со сном, — Чарли чуть улыбнулась.
Последний глоток, и Чарли забрала у него кружку, поставила на деревянный ящик.
— Ты хочешь, чтобы мы задули свечи? — спросила Мелани.
— Нет, — ответила Чарли. — Свечи — это так романтично.
Она наклонилась вперед, положила руки ему на плечи, толкнула, губы ее припали к его губам. В тот же момент он ощутил, как нежная рука одной из девушек коснулась его мошонки, затем член оказался во рту.
— Эй, что это вы задумали? — воскликнул он, оторвавшись от Чарли. — У меня такое ощущение, будто я барашек, откормленный на закланье.
— Ты не понимаешь? — спросила Чарли.
Он покачал головой.
— Мы хотим, чтобы ты подарил каждой из нас по ребенку.
— Этой ночью?
— Да, — хором ответили они.
Он вытаращился на девушек.
— Но зачем?
— Тогда ты останешься с каждой из нас. Даже когда ты уйдешь, частица твоей божественности всегда будет с нами.
— Чушь какая-то!
— Отнюдь, — возразила Чарли. — Мы все знаем, что ты собираешься покинуть нас.
— С чего вы так решили?
— Все не так, как прежде. С той поры, как ты распорядился перепахать поле конопли. Ты изменился, Пастырь. Вот мы и подумали, что ты вернешься к нам, если мы вновь соберемся вместе.
Он вылез из кровати, закурил. Повернулся к Чарли.
— Кто тебе все это напел?
— Никто. Но община в печали. Половина наших хочет уйти до того, как уйдешь ты. Пастырь затянулся.
— И вы думаете, что все придет в норму, если вы забеременеете?
— Именно так.
— Я никуда не собираюсь уходить. Так что выметайтесь отсюда и скажите это всем. Можете также сказать им, что с жалобами пусть приходят ко мне.
По щекам Чарли покатились слезы.
Он посмотрел на других девушек. Они тоже плакали. Покачал головой. Ну как же заставить их понять?
— Ты не сердишься на нас, Пастырь? — спросила Чарли.
— Не сержусь. Вы все мои дети.
— Мы любим тебя, Пастырь. — Сара взяла его руку, поцеловала.
Мелани взяла его вторую руку.
— Мы просто хотели побыть с тобой, как бывало раньше.
— Вы сейчас со мной. Ничего не изменилось.
— Позволь нам остаться с тобой, Пастырь, — взмолилась Мелани. — Обещаем, что такого больше не повторится.
Через ее голову он взглянул на Чарли. Та все еще плакала.
— Хорошо, — мягко ответил он. — Потушите свечи и давайте ложиться спать. Но сон так и не пришел к нему, и лишь утром, увидев бородатых мужчин в широкополых черных шляпах, вылезающих из автомобиля, остановившегося у дома собраний, он наконец понял, чем вызвана его тревога.
То были брат Эли и брат Сэмюэль из церкви Сынов Господа, и Пастырю сразу стало ясно, кому продал Дом Сунг брикеты прессованной марихуаны.
ГЛАВА 7
Красная кожа сидений белого «кадиллака» блестела в лучах утреннего солнца. Пастырь подошел со стороны сиденья водителя, наклонился, посмотрел на регистрационный талон, прикрепленный к приборному щитку клейкой лентой. Машина принадлежала церкви Сынов Господа из Сан-Франциско. Он выпрямился и зашагал к дому собраний.
Тарц сидел за столом вместе с обоими гостями. Мужчины, в черных рубашках и брюках, с черными окладистыми бородами, не сняли шляп. Они поднялись, когда Пастырь вошел в комнату.
Пастырь не протянул им руки.
— Брат Эли. — Кивок. — Брат Сэмюэль. — Опять кивок.
Брат Эли, пониже росточком, улыбнулся.
— Пастырь, как приятно вновь увидеть тебя.
Ответной улыбки не последовало.
— Мы слышали, ты побывал в городе, — добавил брат Сэмюэль. — Почему ты не заглянул к нам?
— Не было повода, — коротко ответил Пастырь.