— Я это знаю.
— И каждый вечер едят бифштекс или ростбиф с картошкой.
Беверли чуть улыбнулась.
— Возможно, иногда нисходят до чау-мейн.
Джо рассмеялся, покачал головой.
— Ума не приложу, почему ты таскаешься с ним, Беверли.
Денег у тебя достаточно. Зарабатывать новые тебе не нужно. Ее глаза блеснули.
— По той же причине, что удерживает тебя и остальных.
Мы любим его. С этим он не спорил. Если бы в ту ночь, много лет тому назад, когда Пастырь пришел в его дом в Сан-Франциско, кто-то сказал ему, что он будет всюду следовать за человеком, зовущим поклониться Христу, он бы принял говорившего за психа. Но он следовал. И она. И остальные.
Иногда Джо задумывался над тем, а сознает ли Пастырь, какой властью обладает он над людьми. Они слушали его, верили ему, доверяли. Он действительно приносил Бога в их жизнь. Осесть бы ему на одном месте, и они сами пришли бы к нему. Со своими деньгами.
Но Пастырь об этом и не думал. Как только разговор заходил о том, чтобы построить церковь, глаза его туманились, и он начинал говорить с ними, как с неразумными детьми.
— Нет. Одна церковь — это не по мне. Господь наш велел мне пускать не свои корни, но Его, и я слышу Его слова, обращенные к Его ученикам, — тут он выдерживал паузу и завершал дискуссию цитатой из святого Марка:
«И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари»[11].
ГЛАВА 2
К трем часам Джо насчитал сто восемьдесят семь легковых автомобилей и грузовиков, припаркованных у тента, и четыреста девяносто одного человека, не считая детей, уже сидевших на скамьях. А автомобили все подъезжали и подъезжали. Он довольно кивнул. Народу соберется более чем достаточно. Не меньше восьмисот человек.
Церковная музыка, спасибо магнитофону и четырем мощным динамикам, вынесенным к дороге, разносилась окрест. Современная аранжировка, кантри-вестерн, нравилась людям, создавала праздничное настроение. Скамьи заполнялись все плотнее. Всего было семьсот пятьдесят мест. Джо улыбнулся, наблюдая, как шесть девушек в длинных белых платьях разводят гостей по рядам, дают каждому маленький буклет. Пустячок, а срабатывает, подумал он.
— Добро пожаловать в дом Спасителя нашего Иисуса Христа, — с улыбкой говорили они, усадив гостя и вручая ему буклет.
— Благодарю вас, — обычно следовал ответ.
Девушка вновь улыбалась и протягивала руку.
— Буклет стоит один доллар. Собранные деньги пойдут, разумеется, бедным и нуждающимся во славу Господа нашего.
Следовало короткое колебание, после чего доллар менял владельца. Возвратить буклет не решался никто. Разве можно публично признаться, что ты скряга? Каждый из гостей чувствовал на себе взгляды соседей.
— Благодарю вас от имени Иисуса Христа. — Девушка опускала деньги в маленькую сумочку, что висела у нее на боку, и спешила навстречу следующему гостю.
Джо еще раз оглядел автомобили и зашагал к фургону Пастыря. На этот раз он не постучал, просто поднялся по ступенькам и открыл дверь.
— Пастырь.
— Я здесь.
Джо вошел, захлопнул за собой дверь. Пастырь сидел за маленьким столиком, перед ним лежали прямоугольники из плотной белой бумаги с текстом проповеди.
— Пастырь, ты веришь в Бога?
— Что за глупый вопрос, Джо. — В голосе Пастыря слышалось изумление. — Ты же знаешь, что верю.
— Если Бог явит тебе чудо, ты увидишь его?
На лице Пастыря отразилось недоумение.
— К чему ты клонишь, Джо?
— У меня такое ощущение, что сегодня произойдет чудо.
Пастырь помолчал.
— О чем ты говоришь?
— Когда ты был в баптистской церкви, сюда приезжал мужчина. Он говорил со мной с заднего сиденья длиннющего «мерседеса». Начал с того, что намерен вышвырнуть нас с принадлежащей ему земли, но закончил тем, что придет на службу, если я придержу для него скамью в первом ряду, чтобы он мог сидеть на ней один.
Пастырь поднял голову.
— Ты придержал скамью?
Джо кивнул.
— Он не приехал.
— Нет. Но еще рано. Он приедет.
— Откуда такая уверенность? — полюбопытствовал Пастырь.
— Он спросил, из тех ли ты проповедников, что напоминают людям про ад и вечные муки, и я ответил, что да. Он заявил, что не терпит сюсюкания нынешних проповедников. Я предложил ему приехать на службу. Пообещал, что ты его не разочаруешь.
Пастырь покачал головой.
— Не следовало тебе этого делать. Ты-то меня знаешь.
— А почему бы не попробовать на этот раз? Традиционная проповедь никому не причинит вреда.