Сотрудник почты обычно перекидывался с ним парой-тройкой слов, а тут сделал вид, что очень занят, и даже не поднял на Пастыря глаз. Тот все понял и сразу вышел на улицу.
Сев в кабину пикапа, он начал вскрывать письма. Первое же повергло его в изумление. Две строки печатных букв, написанных карандашом:
«УБИРАЙТЕСЬ ИЗ ЭТОГО ГОРОДА ПО-ХОРОШЕМУ. НЕ ТО МЫ ПРИДЕМ И ВЫШВЫРНЕМ ВАС ОТСЮДА.»
Без подписи. Одно за другим Пастырь вскрыл остальные письма. Та же мысль, пусть и выраженная другими словами. Все без подписи. Он взглянул на конверты. Все датированы вчерашним числом и отправлены из Лос-Олтоса. Пастырь положил их на полочку под приборным щитком и завел двигатель. Не хотелось смириться с мыслью, что за ночь мир мог столь разительно перемениться.
Взгляд его упал на зеркало заднего обзора. Патрульная машина вырулила из-за угла и пристроилась ему в хвост. Ехал Пастырь осторожно, соблюдая все правила дорожного движения. Миновав границу города, он свернул на автостраду, ведущую к общине. Патрульная машина продолжала следовать за ним, хотя щит с названием Лос-Олтоса остался далеко позади. Милю спустя Пастырь свернул на обочину и остановился.
Патрульная машина затормозила рядом.
— Что-нибудь случилось? — через окно спросил полицейский, сидевший рядом с водителем.
— Нет.
— А чего ты остановился?
Пастырь посмотрел на его бляху. Городская полиция. Ее власть ограничивалась пределами города.
— Подумал вот, что вам, возможно, небезынтересно узнать, что граница города осталась в двух милях позади. Полицейский побагровел. Глянул на водителя, вновь повернулся к Пастырю.
— Мы искали место, где развернуться.
— Вы его нашли. На шоссе ни одной машины.
Полицейский набычился.
— Ты что, слишком умный?
— Нет, сэр, — вежливо ответил Пастырь. — Обычный гражданин, старающийся помочь своим защитникам. Я не хочу, чтобы у вас возникли осложнения с дорожной полицией. Вы же знаете, они не любят, когда кто-то посягает на их полномочия.
Полицейский мрачно посмотрел на него, затем кивнул водителю. Патрульная машина развернулась и покатила к городу. Пастырь подождал, пока она скроется из виду, затем вновь двинулся в путь. Настроение у него улучшилось, хотя он и понимал, что никакая это не победа.
Они садились обедать, когда услышали рев мотоциклов. Пастырь подбежал к двери в то самое мгновение, когда первый камень, разбив стекло, влетел в комнату.
Когда он выскочил наружу, мотоциклисты уже развернулись и мчались к холму. Четверо в белых шлемах, склонившиеся к рулю.
Он повернулся к теснившимся в дверях девушкам.
— Идите в дом. Они уехали.
И сам последовал за ними. Али Эльях протянул ему смятый листок.
— Этим они обернули камень.
Он прочитал:
«ЭТО НАШЕ ЕДИНСТВЕННОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.
НЕ УБЕРЕТЕСЬ ОТСЮДА ДОБРОВОЛЬНО ПЕНЯЙТЕ НА СЕБЯ.
МЫ НАСТРОЕНЫ СЕРЬЕЗНО».
Пастырь тяжело опустился на стул. Навалилась усталость. Выхода не было, сделать ничего нельзя. Он протянул записку девушкам.
— Прочитайте. С почты я привез еще пятнадцать таких же.
— Что это значит, Пастырь? — спросила Чарли.
Он покачал головой.
— То, что здесь написано. Они не хотят, чтобы мы жили по соседству.
Одна из девушек заплакала.
— Что такое, Бет? — спросил он.
— Ты не собираешься прогонять нас, Пастырь?
— Нет, конечно. Но и оставаться здесь теперь небезопасно.
— В Сан-Франциско мы собрали много денег, — заметила Чарли. — Если мы купим фургон, то сможем ездить по городам.
— Боюсь, из этого ничего не выйдет. Настроение людей изменилось. Они не будут так добры к нам, как раньше.
— Из-за Мэнсона?
Пастырь кивнул.
— Во многом из-за него.
Чарли однако не сдавалась.
— Деньги можно добыть и иначе.
Пастырь повернулся к ней.
— Прежде чем прийти к тебе, какое-то время я провела с Мойзом Дэвидом. Девушки приносили ему много денег.
— Мойз Дэвид — больной человек, — ответил Пастырь. — Он извращает слово Божье ради своих низменных целей. Иисус никогда не просил нас продавать ради Него свое тело. Мы не можем превратить служение Ему в прелюбодеяние и разврат, ибо тем самым мы обречем себя на адские муки, какими бы благородными словами мы ни оправдывали свои действия.
— Но ты же не возбраняешь нам заниматься любовью, и нам это нравится.
— Потому что причина — любовь и ничего более. — Он тяжело вздохнул. — А Мойз Дэвид требует от своих последователей совсем другого. — Он помолчал. — Мы все устали. Почему бы нам не отправиться на покой. Утро вечера мудренее, мы что-нибудь придумаем.