— Отец? — спросил он.
Голос, что он услышал, зазвучал прямо в его голове.
— Сын мой.
— Я сбился с пути, Отец. Я согрешил, и не ведаю, куда идти.
— Я знаю, сын мой. Тропа, которую ты выбрал, длинна и пустынна. — Золотистое сияние придвинулось к кровати. — Но путь к истине всегда был усеян шипами и острыми камнями.
— Я пытался идти к ней, Отец. Но все выходило не так, как мне хотелось. Я знаю, что допустил много ошибок, Отец. Но не могу распознать, в чем именно.
— Заглядывал ли ты себе в душу, сын мой?
— Да, Отец. Много раз я молился, чтобы Ты наставил меня, и искал ответа в Твоих словах. Но, когда вроде бы находил то, что искал, потом оказывалось, что молился я о другом. — Пастырь все еще дрожал. — Возможно ли, Отец, что грехи, которых я боялся, овладели мною? Что миллионы, которые я спрятал от церкви, предназначены не для ее сохранения, но для укрепления моей власти? Что мои дети зачаты в сладострастии, а не в любви и моя женитьба обусловлена моей жадностью?
Золотое сияние запульсировало, а в голове его зазвучало: «Ответы, которые ты ищешь, можно найти не только в моих словах. Иногда они откроются тебе там, где ты этого и не ждешь. Даже в словах твоих врагов. Хотя они и вещают словами Сатаны, по словам этим ты определишь, чего же он боится».
— Я слишком ничтожен и невежественен, Отец. Я слышу в их словах только зло и грех, с помощью которых Сатана хочет поглотить наш мир. Я ничего не понимаю.
— Вслушайся вновь повнимательнее в слова твоих врагов, сын мой. И тебе откроются страхи Сатаны. А когда ты поймешь, чего он боится, в действиях своих руководствуйся совестью и любовью, которая связывает нас друг с другом.
Золотое сияние начало меркнуть, растворяться в темноте. Внезапно Пастыря охватила паника.
— Отец! Отец! Не покидай меня!
И вновь в голове послышались пришедшие ниоткуда слова:
«Я никогда не покину тебя, сын мой. Скоро мы опять будем вместе».
Сияние пропало, и Пастырь упал на подушку, успокоенный и окрыленный. Он закрыл глаза и тут же уснул.
Секретарь подняла голову, как только он вошел в приемную.
— Мистер Рэндл, мистер Соренсен и мистер Райкер ждут в вашем кабинете, доктор Толбот.
Пастырь, нахмурившись, остановился.
— Миссис Хилл, я буду вам очень признателен, если в дальнейшем вас не затруднит всегда следовать одному достаточно простому правилу: это мой личный кабинет, и никто, абсолютно никто не должен входить туда в мое отсутствие или без моего разрешения. А подождать меня можно и в комнате для гостей. Для того она и предназначена.
Секретарь покраснела.
— Но, доктор Толбот, мистер Рэндл всегда…
— Сказанное мною касается всех, миссис Хилл. В том числе и мистера Рэндла.
При его появлении оба священника вскочили, но Джейк Рэндл даже не шевельнулся. Пастырь обошел свой стол, сел. Священники остались стоять. Пастырь знаком предложил им присесть и заговорил лишь когда они заняли свои места.
— Чем обязан вашему визиту, господа?
— Вы не отвечали на мои звонки, — проскрежетал старик.
Пастырь посмотрел Рэндлу в глаза.
— У меня были другие дела.
— Решили немного вздремнуть? — голос Рэндла сочился сарказмом.
— Прежде всего я занимаюсь важным, а второстепенное оставляю на потом.
Рэндл побагровел.
— Почему вы не поставили в известность совет директоров о своем намерении пригласить этого ниггера в утреннюю передачу?
Пастырь не отвел взгляда.
— Полагаю, вы говорите о преподобном Джозефе Вашингтоне?
— Вы отлично знаете, о ком я говорю, черт побери.
Этот ниггер такой же священник, как и я.
— Мистер Рэндл, — холодно ответил Пастырь, — преподобный Вашингтон официально рукоположен этой церковью.
— По каким же стандартам определена его квалификация, его право называться священником?
— По стандартам Бога, мистер Рэндл. Наш Господь, Иисус Христос, предъявлял к своим ученикам только два требования: верить в Него и нести людям Его учение. Преподобный Вашингтон верит в нашего Господа, а в умении читать проповеди с ним едва ли кто сравнится. Добавим к этому, что благодаря его усилиям многие души обратились к Христу, а церковь за последние два года получила шесть миллионов долларов пожертвований.
— Все это не объясняет вашего нежелания поставить в известность совет директоров, — отрезал Рэндл.
— Мистер Рэндл, в известность я вас ставил, хотя как пастор этой церкви не обязан сообщать совету директоров о том, что я буду или не буду делать. Мне нет необходимости руководствоваться в своих действиях рекомендациями или решениями совета директоров. Если вы не сочтете за труд прочесть устав нашей церкви, то поймете, что я и только я могу принимать решения, которые сочту нужными, а каждый член совета директоров действует в рамках делегированных ему мною полномочий.