— Не говори глупости, — покачала она головой.
— Почему глупости? Там и тебе найдется переводческая работа.
— Но я хочу остаться здесь!
— На Западе тоже красиво. Те же горы, ледниковые реки, луга; и там есть не менее удивительные места.
— Кого ты пытаешься убедить — меня или себя? — Ее глаза требовали ответа.
— Кажется, ты собиралась промолчать целый день, — напомнил он, злясь на свою беспомощность перед этим открытым и требовательным взглядом.
— Предпочитаешь, чтобы я онемела? — Она воинственно вскинула подбородок.
Он вдруг запрокинул голову и... расхохотался так весело, что и сердитая на него Нелл не удержалась от улыбки.
— Нет, ты — и немая?! Это было бы невосполнимой потерей!
Кайл притянул ее к себе и поцеловал. Она мгновенно отозвалась на этот поцелуй чувственной дрожью, раскрылась навстречу его губам, вжалась в него, ища защиты от снедающего ее огня и желая, чтобы этот огонь не угасал...
Кайл вдруг отстранился; он снова дышал, как после тяжелого подъема. Нелл понемногу приходила в себя от этой не нашедшей завершения пытки. Не в силах разобраться в сумятице чувств и пытаясь скрыть, как она разочарована тем, что поцелуй прервался так некстати, она с преувеличенным нетерпением потянула его дальше.
— Ну, идем же скорей! — звала и торопила она, не выпуская его руку из своей. — Осталось совсем чуть-чуть.
— Осторожно! — то и дело останавливал ее Кайл, у которого сердце заходилось от той бесшабашной лихости, с какой она преодолевала гранитные уступы, не обращая внимания на осыпающиеся под ногами мелкие камешки...
Между тем их шагов уже не было слышно за ревом воды, падающей с двадцатифутовой высоты, и водяная пыль увлажнила их лица и одежду. Нелл, крепко ухватившись за руку Кайла, нагнулась и глянула вниз, где прямо под ними кипело, как гигантская джакузи, озерко, полное падающей с поднебесья воды. Стараясь перекричать водопад, Кайл сказал, наклоняясь к самому ее уху:
— Мальчишками мы частенько плавали в таких «бассейнах».
Нелл жаждала остудить разгоряченное тело, нерастраченная энергия требовала выхода.
— Давай и мы искупаемся!
— Я не захватил плавки. — В его глазах ожили смешинки, которые она так любила.
— А я отвернусь, — просто сказала она и начала спускаться туда, где в папоротниковых зарослях призывно голубела вода, Точнее, она не спускалась, а сползала, сидя на корточках и превращая джинсы из однотонных в полосато-пыльные. Кайл последовал ее примеру...
Оказавшись внизу первой, она с улыбкой наблюдала, как, вовсю чертыхаясь, он съезжает к ней, также не щадя и без того потертых джинсов.
— Я переоденусь здесь, — показала она на низкие лиственницы, стайкой жавшиеся к берегу. — Так как выяснилось, что мне плохо даются зароки, я не стану обещать, что даже не взгляну в твою сторону.
— Можешь не только смотреть, — смеясь, разрешил он и торжественно возвестил: — Я весь в вашем распоряжении, Петронелла Корнелия.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она, поворачиваясь перед ним, как перед зеркалом.
— Очень! — Его улыбка стала шире.
— И ты мне очень нравишься, — серьезно и задумчиво сказала она. — Знаешь, по-моему, нравиться друг другу — это значит уметь вместе смеяться.
— По-моему, ты только что сделала величайшее открытие, — Кайл в шутливом почтении склонил перед ней голову.
— Думаешь, я не вижу, как ты насмехаешься? — Она смотрела на него поверх солнечных очков. — Что ж, купание тебе не повредит. Надеюсь, твой пыл поостынет.
— Для этого мне надо будет здорово замерзнуть, — хмыкнул он, снова переиначивая ее слова, и, не давая опомниться, быстро чмокнул Нелл в кончик загоревшего носа.
Ну как она будет без него и без Ньюфаундленда?! Сама мысль о скорой разлуке причиняла боль.
Нелл опасливо ступила в обжигающе холодную воду, беззвучно охая, зашла поглубже и пару раз едва не поскользнулась на гладких камнях. Огляделась, ища глазами Кайла, и, не найдя, запаниковала было, но тут же увидела его: стоя поодаль, он подставлял обнаженное тело под жалящие брызги водопада. Капельки воды усеяли широкие плечи, стекали по узким бедрам, тугим ягодицам, стройным ногам. Глаза его были закрыты. Нелл вдруг отчетливо поняла, что сейчас он никак не рассчитывал на зрителей. Он совершал омовение. Он очищался. От скверны прожитых на войне лет, от горечи не оставляющих в покое воспоминаний, от всех совершенных ошибок, которые причиняли столько боли; от себя прежнего, утратившего доверие к себе самому и ко всему миру...