— Нет... пожалуйста, не останавливайся... — задыхаясь, умоляла она, и он, внимая ее мольбам, снова задвигался с осторожной силой, и каждый новый удар проникал в ее мягкую податливость все глубже и все легче. И она ощутила, как боль уходит, растворяется в нарастающих одна за другой волнах наслаждения: эти волны рождались в глубинной потаенности ее женского естества, они росли в Нелл, поднимая ее высоко-высоко над всеми прошлыми страхами, и затем распадались на мириады разноцветных солнц, согревающих и тело, и душу. Подчиняясь ритму этих волн, древнему, как море, и вечно новому, как сама жизнь, Нелл встречала своего мужчину, одаривая его ответной радостью принадлежности и обладания. Они практически вместе достигли вершины; сначала ей показалось, что она взлетает и падает, и она, падая и взлетая, опять и опять выкрикивала имя, в котором — единственном — было спасение; потом почувствовала внутри себя горячий фонтан, услышала, будто издалека, хриплый вскрик и поняла, что Кайл завершил свой «марафон». Она обеими руками удерживала на себе блаженную тяжесть его тела, и ей было так хорошо, что хотелось плакать и говорить ему что-то, хотя не было сил ни на слова, ни на слезы...
— Как ты, родная? — Нелл скорее догадалась, чем услышала, о чем он спрашивает. — Тебе хорошо?
— Все безупречно, — серьезно ответила Нелл и смягчила серьезность ласковой улыбкой.
— Ты не могла бы придумать для меня лучшего подарка. — Он бережно поцеловал ее в уголок рта.
— Для себя тоже. — Она обвилась вокруг прижатого к ней тела, пряча лицо у Кайла на груди. — Спасибо, милый.
И снова был долгий поцелуй, и снова они отправились в удивительное путешествие, и снова было одно счастье и одно солнце на двоих...
Нелл точно знала про себя, что никогда уже не будет прежней. Отдавшись Кайлу, она познала истинную цену доверия и веры, обрела свою подлинную сущность, раскрылась как женщина, готовая и умеющая любить и быть любимой...
Они были созданы друг для друга, что и не уставали опять и опять доказывать, любя друг друга до позднего вечера, предаваясь все более изощренной и не ведающей утоления и пресыщения страсти...
Наконец оба устали, но и тогда не разомкнули рук, просто объятие сделалось более спокойным и нежным.
— Прости за прозу, — сказала она, — но я ужасно хочу спать, и, если сейчас же не вздремну, меня одолеет зевота.
— Неужели я так быстро тебе наскучил? — с притворной обидой спросил Кайл.
— А ты как думаешь? — с кокетливым лукавством ответила она вопросом на вопрос и, проведя пальчиком по его груди, стала кружить над впадинкой пупка, заставляя тренированные мышцы судорожно сокращаться.
— Я думаю, что ты похожа на море, — сказал он, разглядывая ее. — Твои груди как островки; твой живот как отражающаяся в воде луна; твои ягодицы как гладкие камни, нагретые солнцем; а глаза твои, — он нежно отвел волосы с ее лба, — сияют, как морские раковины, когда их раскрывает прилив.
— Ах, Кайл! — Нелл поднесла к губам его руку. — Ты редко говоришь о своих чувствах, но если начинаешь, то тебя хочется слушать еще и еще. Я так рада, что дождалась тебя! — с чувством воскликнула она.
— И я рад, что ты меня дождалась. — Он поцеловал ее в кончик носа. — А теперь давай попробуем заснуть.
Он забрался в спальный мешок, она нырнула следом, уютно устроилась подле него, будто они всю жизнь спали вместе, и заснула безмятежным сном наигравшегося ребенка...
— Нелл... Нелл, проснись!
А ей вовсе не хотелось просыпаться. В объятиях Кайла было так тепло и уютно... Она перекинула левую ногу через его бедро, мягкие полукружья грудей вплавились в жар его тела, даже во сне она крепко прижималась к нему...
— Еще рано, — пробормотала Нелл сквозь сладкую дрему.
— Надо подниматься. Ветер крепчает. Мы должны успеть убраться отсюда до шторма.
— Сколько сейчас времени? — спросила она, с трудом отрывая голову от подушки.