Больше всего за последнюю неделю я ненавижу тошнотворную боль в груди, ту, что прилипла к ребрам, как заусенец, после драки с Девлином. До меня не доходило, пока я стояла возле синего трейлера, как все резко оборвалось.
Сожаление о том, что я сказала ему ужасные вещи, каждый день закрадывается в мое нутро. Он скрыл свою реакцию, но я, должно быть, порезала его, чтобы использовать его ужасных родителей против него. Я не меньшее чудовище, чем тот, в ком я его обвинила.
Видеть Девлина в школе — это пытка в те дни, когда он решает там появиться. По крайней мере, он не вернулся к издевательствам надо мной. Полицейские тоже не появлялись, чтобы забрать меня и я начинаю успокаиваться, больше не опасаясь, что меня арестуют в любую секунду.
Во время английского и обеда я чувствую на себе пристальный взгляд Девлина. Часть меня желает — надеется, что он ворвется в кафетерий и будет бороться за меня, а не просто отпустит меня.
Неужели меня так легко отбросить?
Наверное, да, ведь мой собственный отец так поступил.
Но мы с Девлином не вернулись к ненависти друг к другу. Вместо этого мы застряли в странном, мучительном подвешенном состоянии, которое причиняет такую боль, что я едва могу дышать.
Но мне приходится. То, в чем я хороша, — это быть выжившей, и мне нужно быть ею сейчас, как никогда. Ради моего будущего... ради мамы.
Когда я готовлю на ужин рамен быстрого приготовления, у меня сводит живот. Раньше меня это не беспокоило, когда это было основным блюдом, которое я ела на ужин в те вечера, когда мама работала допоздна в закусочной. Теперь же соленый бульон с ароматом курицы покалывает ноздри и посылает волну тошноты.
Я вцепилась в бока дешевой розовой столешницы, дыша ровно, чтобы успокоить бурлящий желудок.
Рамен быстрого приготовления со вкусом курицы — мой любимый.
Так почему?
Может быть, моя доза кайфа слишком сильно раздразнила мои вкусовые рецепторы? Горькая тоска накатывает. Что с того, что у Девлина была хорошая еда?
Я подавляю слабость, снова становясь человеком, в которого я превратилась с тех пор, как отец бросил нас. Сжав лицо, я откусываю большой кусок лапши с паром, машу рукой перед ртом, когда она слишком горячая.
— Ай, ай, — хнычу я.
— Что ты делаешь, милая? — Мама выходит из коридора.
— Ничего, — говорю я ей невнятным голосом. Сморщившись, я проглатываю полный рот. — Ты должна быть в постели, отдыхать. Доктор подчеркнул, как важно держать себя в расслабленном состоянии, чтобы у тебя не было вспышек.
Ужасающий писк пульсометра в больнице отдается в моей памяти диссонансным эхом, когда воспаление вокруг ее сердца подало сигнал тревоги, чтобы предупредить дежурную медсестру, когда я навещала ее на прошлой неделе в День благодарения.
Она прикасается к моим волосам. — Все в порядке. Я чувствую себя хорошо.
Я отношу свой рамен на диван и кладу ноги на журнальный столик. — В таком случае, хочешь почитать со мной?
— Конечно. — Мама садится рядом со мной, подогнув под себя ноги. Она дарит мне ласковую улыбку, которая немного успокаивает боль в моей груди.
Только через два дня мама снова пугает меня. Кровь отливает от моего лица, когда я вхожу в трейлер и вижу, что она лежит на диване, держась за голову.
— Мама? Мама! Что случилось? — Я бросаюсь к ней и беру одну из ее рук.
Она вздрагивает. — Головная боль. Она все еще не проходит.
Черт. У нее болит голова уже больше суток, после того как она пошла искать работу, пока я была в школе. Мама жестом показывает на открытые бутылочки с таблетками на столе, три разных вида, которые помогают от головной боли.
— Пойдем. — Я помогаю ей подняться и усаживаю ее за кухонный стол, приседая рядом с ее стулом. — Мы идем сегодня вечером.
— Блэр...
— Нет! Мы думали, что сможем прожить, но ты не подходишь под программу помощи, с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и ты лишилась дополнительной прибавки за наличие иждивенца. К черту папин долг сейчас, мы не можем позволить этому удержать нас от помощи, которая тебе нужна, чего бы это ни стоило. — Я делаю неровный вдох. Мой голос становится тонким и хриплым. — Я не могу потерять тебя.
— О, Блэр. Я никуда не уйду. — Мама расчесывает мои волосы в сторону. — Я здесь, рядом с тобой. Если тебе станет легче, мы можем пойти в клинику.
Мы немного поговорили об этом. У меня есть накопленные деньги, все, что я когда-либо получала от Девлина. Они пойдут на клинику в городе, где есть несколько специалистов. Я общалась с ними, и они порекомендовали ее в свой центр, когда я объяснила, что пыталась ухаживать за ней дома, но все шло не очень хорошо.
— Хорошо, я соберу тебе сумку, возьму копии записей из больницы... — Я отмечаю все, что нам понадобится, мысленно продолжая подсчеты в моей голове.
Мама останавливает меня, сжимая пальцы на моем запястье.
— В чем дело?
В ее глазах и возрастных морщинах на лице видна усталая грусть. Она поглаживает внутреннюю сторону моего запястья. — Ничего. Я просто хотела спросить, когда моя малышка стала такой сильной. Большинство дней мне кажется, что ты — мама, а я...
Я обнимаю ее лицо и целую в лоб, прежде чем обнять ее. — Я люблю тебя, мама и буду заботиться о тебе и обо всем остальном.
— Я тоже люблю тебя, Блэр. Я горжусь женщиной, в которую ты выросла. Очень, очень горжусь. — Мамин голос дрогнул, и я крепче прижала ее к себе, чувствуя, как щиплет в носу и глазах, предупреждая о моих собственных надвигающихся слезах.
Пока я собираю ей сумку, я не чувствую себя сильной. Не знаю, как мама может гордиться мной. Я слаба, потому что единственная мысль, которая бежит рядом с моим мысленным списком задач, — это то, как сильно я хочу, чтобы Девлин пришел мне на помощь, чтобы мне не пришлось справляться с этим в одиночку. Из моих легких вырывается прерывистый выдох и я на секунду прислоняюсь к стене в маминой спальне, ощущая всю глубину своих страхов и ошибок.
Дав себе тридцать секунд, чтобы почувствовать себя хрупкой и уязвимой, я сглатываю и возвращаюсь к маме.
Дорога недолгая. Веселый праздничный декор, украшающий Риджвью к декабрю, противоречит узлам в моем животе. Наш пункт назначения находится в центре города.
В регистратуре администратор очень милая. Она отводит маму в другую зону, пока я заполняю формы и отдаю наличные. От толстой пачки у меня трясутся руки.
— Извините, мисс Дэвис, — прерывает меня администратор, когда я подписываю форму для связи с экстренными службами. — У вас мало денег. Это не покроет программу клиники, о которой мы говорили.
Ужас вонзается в мое нутро и топит его. Я потираю лоб. — Ну, ладно. Сколько еще...?
— Без страховки это покроет две ночи.
Я удерживаю свои глаза от выпучивания силой. Господи, черт возьми, сколько же денег я отдала.
— Хорошо. — Мой голос дрогнул. — Я... я вернусь с остальным через пару дней.