Что отличает меня от всего этого? Мне ни хрена не нужно терять, мне не нужно спасать лицо, никакие узы не рискуют порваться. Я волк-одиночка посреди стаи опасных ублюдков, но мне все равно нечем заняться, потому что, в конце концов, то, что здесь происходит, ничего не значит.
Девушка моя, несмотря ни на что.
Есть разница между тем, чтобы учиться, и тем, что тебя заставляли учиться, и это адаптация. Это значит понимать, что дерьмо меняется в мгновение ока, и надо знать, как из него выбраться. Вы можете планировать заранее все, что вам заблагорассудится, имея запасной план от А до Я, и я уверен, что он подходит для большинства ситуаций. Но это не имеет значения, когда влияние и деньги, это ключи, которые отпирают дверь, давая им то, что они хотят, когда парень, у которого нет ключа, может найти дорогу внутрь, несмотря ни на что. Уличные умники побеждают каждый гребаный раз.
Оливер улыбается, и улыбка получается слишком широкой. Слишком, блядь, уверенной, отчего по моему позвоночнику пробегает покалывание осознания.
— В мои намерения не входило прерывать… ну, честно говоря, так оно и было. Так почему бы тебе не отойти в другой конец комнаты? Мы уже привлекаем к себе внимание, и тебе бы не хотелось узнать, что происходит, когда Райо проявляет любопытство.
— Я сказал, отойди на хрен.
— Бастиан…
Оливер тянется к ее руке, но я ловлю ее, выворачивая до тех пор, пока его спина не сгибается, а лицо не искажается от боли, как у слабой сучки, которой он и является.
— Прикоснись к ней еще раз и…
— Бастиан, остановись! — Шипит она.
— …для тебя это закончится гораздо хуже.
— Пошел ты, — кипит он.
Я пинаю его под зад, и он спотыкается, врезаясь в официанта, поднос с грохотом падает на пол. Роклин ахает, люди смотрят, и эго этого тупого ублюдка пылает. Он возвращается с красными от ярости щеками, но я встречаю его шаг вперед двумя своими собственными.
— Я, блядь, бросаю тебе вызов, красавчик.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
Роклин дергается, и Оливер выпрямляется, скрывая выражение своего лица. Мои глаза прикованы к нему, мышцы напряжены до гребаного максимума, ярость кипит. Оливер начинает улыбаться, идеальной улыбкой симпатичного мальчика, и он разглаживает рукава пиджака.
— Просто недоразумение, сэр. Теперь все хорошо. — Его ухмылка самодовольная, торжествующая, как будто его спаситель только что появился с золотым билетом на приз, который нельзя получить. — Мы с Роклин собираемся потанцевать, как она мне обещала.
— Как бы не так.
Роклин, возможно, и пискнула, не могу сказать наверняка, но я не упускаю из виду, как расширяются глаза Оливера, переводя взгляд с меня на тень рядом со мной. Он смеется, и он, черт возьми, единственный. Эта тень смещается, и внезапно передо мной оказывается Райо Ревено, закрывая Оливера от моего взгляда, поэтому я поднимаю взгляд на мужчину, с которым моя девушка никогда не хотела меня знакомить.
Его темные глаза проницательны, выражение лица маска безразличия, но я вижу в них требование. Он хочет, чтобы я подчинился, отступил назад, отступил в сторону. Он хочет знать, кто я такой, черт возьми, почему я здесь и почему стою так близко к его дочери.
Большинство людей в комнате вернулись в свои маленькие мирки, пролитый поднос сиюминутная проблема, звуковой шок привлек их внимание, и не то, чтобы мне было насрать в любом случае, но я потерял самообладание, когда красавчик начал смеяться. Когда я ничего не говорю, глаза Райо сужаются, и он меняет позу, слегка приподнимая подбородок и наклоняя голову набок.
— Оливер, — медленно произносит он. — Почему бы вам с Роклин не пойти и не потанцевать.
— Папа…
— Иди, — обрывает он ее.
После еще двух секунд колебания Роклин обходит своего отца, прищурив глаза бросив взгляд в мою сторону, направляясь к другому мужчине.
Оливер протягивает руку.
Роклин протягивает ему руку.
Я хватаю ее за гребаное запястье, и тут Райо Ревено оказывается у меня перед носом, четверо охранников рассыпаются веером вокруг него.
— Убери свою руку от моей дочери, прежде чем я покажу тебе, что происходит с людьми, которые прикасаются к вещам, которые им не принадлежат.
— Если он положит на нее свою руку, я сам проведу демонстрацию и не буду ждать, пока никто не увидит, чтобы сделать это.
Тихие вздохи наполняют воздух, но единственные люди, которые могут слышать нас через стену, возведенную его людьми, это Роклин и ее девочки, которые медленно перемещаются в эту сторону. Ноздри мужчины раздуваются, чувак слева от него делает шаг вперед, но Райо едва заметно качает головой и подходит ближе.
— Твое имя, мальчик. Сейчас же. — Его тон низкий, убийственный и обещает боль, но это нормально.
За свою жизнь я со многим таким сталкивался. Он подходит ближе. Я стою во весь рост. Роклин бросается, между нами.
— Хватит! — Шипит она в лицо своему отцу, прежде чем повернуться ко мне. — Мы не хотим беспокоить наших гостей без причины, даже если они могут счесть пулю в голову забавной.
Она дрожит, прикусывая свою хорошенькую губку, глаза подергиваются, а брови опускаются все ниже и ниже. Но затем они разглаживаются, ее несчастное выражение проясняется, смятение в ее красивых зеленых глазах испаряется на глазах у меня.
Моя богатая девочка ушла, а на ее месте пластический хирург.
— Кто он такой, дочь моя? — Требует Райо грохочущим голосом.
Губы Роклин кривятся, и не в лучшем смысле этого слова. Она с отвращением смотрит на меня в ответ, а потом говорит:
— Он никто. Подражатель, заинтересованный в поступлении в нашу школу, но, как я ему сказала, мы не общаемся с прислугой.
У меня стучит в висках, пульс готов пробиться сквозь кожу и броситься на нее. Я переполнен яростью, готов устроить ад у самого дьявола, мать его, прямо здесь, прямо сейчас, но, в отличие от всех этих придурков, я этого не показываю.
Я чертовски стойкий человек. С невозмутимым лицом.
Плевать на весь этот гребаный мир. И вот я приподнимаю бровь, а эта маленькая соплячка вздергивает свой гребаный подбородок.
— Убирайся отсюда и не возвращайся, — выплевывает она, окидывая меня взглядом с головы до ног. — И верни костюм тому, у кого ты его украл, поскольку очевидно, что ты никогда не смог бы позволить себе что-то настолько красивое.
Мой телефон вибрирует в кармане, но я не достаю его, вместо этого потираю губы, чтобы унять дрожь в конечностях, и включаю периферийное зрение.
Хлоя сейчас рядом, Дамиано тоже.
Оказывается, Роклин еще не закончила.
— Уходи, лакей. Беги обратно туда, откуда пришел, и оставайся там. Мы не хотим, чтобы здесь были такие, как ты, и, как ты можешь видеть, мы пытаемся насладиться вечером с людьми, которые на самом деле были приглашены, так что, если ты не планируешь сделать свой последний вздох сегодня вечером, я предлагаю тебе убраться отсюда на хрен. — Она моргает один раз. Дважды. — Сейчас же.
Когда я делаю шаг к ней, ее брови приподнимаются до линии роста волос, а ее отец бросается к ней. Он бросается ко мне, крепко обхватывая за шею. Триумф сияет в его карих глазах, но, когда я просто приподнимаю подбородок, предлагая ему еще более крепкую хватку, что-то мелькает в его взгляде.
— Оставь его, пап. — Роклин пожимает плечами, подходя к Оливеру, который осмеливается, черт возьми, ухмыляться. Она берет его под руку, и мои пальцы проскальзывают под рукав, чтобы коснуться холодной стали.
— Почему я должен позволить ему выйти за дверь? — Райо рычит, его пальцы подергиваются на моей коже.
Я отказываюсь глотать или выказывать хоть какие-то признаки борьбы, хотя весь воздух в моих легких израсходован.
— Потому что он никто. Не стоит тех неприятностей, из-за которых он вляпался. — Она выравнивает свой взгляд, удваивая его. — Он всего лишь бедный панк с проблемными мамой… и папой.
Неохотно ее отец отпускает меня, но его глаза остаются прикованными к моим, даже несмотря на то, что я смотрю на нее, прищуриваясь, и будь я проклят, если на мою грудь сейчас не давит гребаное давление. Мой желудок скручивает, и я делаю шаг назад.
Ее губы плотно сжаты, но нос высоко поднят.
— Тебе здесь не место. А теперь иди.
Вена на моей щеке начинает пульсировать, и они это видят. Они смеются. Смотрят на меня сверху вниз. Качают своими гребаными головами.