– По-моему, скорее это я нуждаюсь в помощи, – обиделся Джорди.
– Знаю, дорогой. И очень тебе сочувствую. Но у нас с тобой есть наш общий ангелочек. И Нони тобой восхищается.
– Я тоже ею восхищаюсь. Ладно, попытаюсь и дальше применять к твоему сыну принципы этой чертовой американской психологии. Подставлю другую щеку. Впрочем, я уже наполучал по обеим.
– Спасибо за терпение, дорогой. Я люблю тебя.
И это были не просто слова. Адель действительно любила Джорди. Он был второй и, как она часто говорила ему, последней великой любовью ее жизни. Вторая любовь Адели сильно отличалась от первой. Джорди подарил ей счастье, о котором она уже и не мечтала. С ним она вновь научилась смеяться и радоваться жизни. Правда, одна проблема все же существовала и время от времени омрачала их счастье. Селия не раз упоминала о ней в разговорах с Аделью. Джорди был слишком обаятелен и привык воспринимать свое обаяние как должное. Он принадлежал к той породе людей, кто умел одним своим появлением поднять настроение собравшимся. Его жизнь текла легко. Джорди обладал несомненным литературным талантом. Успех пришел к нему почти сразу же после публикации первого романа, изданного не без помощи Барти. Джорди одинаково нравился мужчинам и женщинам. Он всегда находился в центре внимания, а если нет, у него портилось настроение. Рядом с ним жизнь становилась ярче и насыщеннее. Однако Адель постоянно ощущала некоторое неравенство в их отношениях. Иными словами, ей их встреча принесла больше счастья, чем ему. Флирт был у Джорди в крови. Он делал это инстинктивно, и Адель не раз побаивалась, что однажды этот флирт может перейти допустимые пределы. Но никаких реальных подтверждений ее опасениям она не находила. Как-то Адель очень осторожно упрекнула Джорди за излишнее внимание к женскому полу. Ее слова настолько его шокировали и задели, что ей стало стыдно за свою подозрительность.
– Я люблю только тебя, потому на тебе и женился, – сказал Джорди. – Я счастливейший мужчина во всей Англии. Неужели ты думаешь, будто я рискну потерять свое счастье? Ради бога, прости меня, если мое поведение тебя встревожило. Обещаю впредь поумерить свою общительность.
Венеция, обладавшая более циничным складом ума, нежели сестра, и настроенная более подозрительно, по-иному отнеслась к заверениям Джорди. Она полагала, что свой талант писателя и рассказчика плюс богатую фантазию Джорди успешно использует не только в профессиональной, но и в супружеской жизни. Она слишком любила Адель, чтобы заикнуться сестре о своих предположениях.
– Если вдруг мои предположения подтвердятся, я его просто убью, – заявила она Селии. – Но думаю, он все-таки по-своему любит Адель.
На это Селия ответила, что браки многогранны и имеют великое множество состояний и оттенков и что Адель вполне счастлива.
– Зачем искать неприятности? Если человеку суждено с ними встретиться, они его сами найдут. Это я знаю по собственному опыту. И ты тоже, – добавила Селия.
– Да, и посмотри на нас сейчас, – сказала Венеция. – Уж сколько было бед, а почти четверть века вместе.
– Ты и сама понимаешь, – улыбнулась Селия, посчитав тему исчерпанной.
– Лукас очень устал, – сообщила Адель, входя в гостиную. – Просил его не беспокоить.
– Он вполне может отказаться от этой просьбы. Пожалуй, я поднимусь к нему и скажу…
– Дорогой, не делай этого. Бесполезно. Если мы заставим его поехать, он там будет сидеть весь насупленный и…
– Ему не помешает хорошая трепка! – перебила ее Нони.
Адель удивила эта старомодная фраза и то, как громко и напористо дочь произнесла ее.
– Нони, ну разве так можно? Вряд ли ты говоришь всерьез.
– Всерьез, maman. Он просто звереныш, а ты ему еще и потакаешь. Это нечестно… Ладно, – уже спокойнее, без детской горячности, добавила Нони. – Я тебя ужасно поздравляю. Мы тобой гордимся. Правда, Джорди?
– Очень гордимся. Это настоящая удача. Ты не только попадешь в Вестминстерское аббатство, но и получишь удобное место для съемки. Так?
– Думаю, да. А вообще, это большая честь. Представляю мамину реакцию: лавина раздражения.
– А лорд Арден сегодня будет на обеде? – спросила Нони.
– Ни в коем случае. Чисто семейное торжество. Так что мы сможем задавать вопросы. Мне так кажется.
– Себастьяна тоже не будет. Мы с Иззи болтали по телефону, и она мне сказала. Но ему очень хотелось приехать.
– Себастьян не член семьи, – твердо заявила Адель.
– Формально нет. Но он считает по-другому.
– А о чем еще говорила Иззи? – оживился Джорди.
– Джорди!
– Дорогая, мне интересно. Хочется узнать. Я, как и Нони, склонен считать Себастьяна членом семьи. Представляю, как он раздосадован. Не только этим обедом. Вообще.
– Джорди! – Из голоса Адели разом исчезла мягкость. – Не сейчас.
– Maman, не глупи.
– Как прикажешь понимать твои слова?
Лицо Нони – почти точная копия лица Адели – приняло невинное выражение. Дочь захлопала ресницами и лучезарно улыбнулась:
– Никак. Просто нам пора собираться и ехать. Джорди, у тебя галстук сбился. Мамочка его тебе сейчас поправит, а я схожу за своим плащом.
Нони вышла. Адель посмотрела ей вслед и повернулась к Джорди:
– Думаешь, она знает?
– Дорогая, она, конечно же, знает. Они все знают.
– Но кто мог ей сказать?
– Даже не верится, что мы снова затеваем этот разговор, – улыбнулся Джорди.
– Ты о чем?
– Вспомни, как ты всполошилась, когда обнаружила, что Генри знает. И Иззи тоже.
– Иззи – такая чудесная девушка.
– Согласен. Просто прелесть. Мне она тоже нравится. Но она уже не ребенок. Двадцать три года. Естественно, она должна была знать. Как-никак Себастьян – ее отец.
– Наверное, она и сказала Нони. Они очень близки.
– Возможно. А может, это сделал Генри, или Ру, или твои бойкие племянницы. Адель, дети видят, знают и говорят.
– Ты прав. Лучше бы я сама рассказала Нони.
– Сомневаюсь, что лучше. Ее это не слишком-то и затронуло. Пока что юная леди Нони в большей степени познает внешнюю сторону мира.
Вернулась Нони, на руке которой висел бархатный плащ.
– До чего же ты элегантная, – сказал ей Джорди. – Сердце старика просто расцветает. Позволь поухаживать за тобой.
– Джорди, какой же ты старик? Ты выглядишь ненамного старше Генри.
– Не говори чепухи, – отмахнулся Джорди, но слова Нони ему явно понравились.
Тем более что Нони не лукавила. Джорди выглядел скорее как американский студент, нежели зрелый мужчина (он и одевался соответственно). Высокий, поджарый, с каштановыми, слегка вьющимися волосами и широко распахнутыми серыми глазами, он был человеком без возраста. Точнее, от двадцати пяти и выше. На самом деле ему исполнилось сорок два, и он был на год моложе Адели. Что же касается Генри Уорвика – старшего сына Венеции, – тот имел облик обаятельного повесы, начинающего обзаводиться «банкирским» брюшком, слегка фривольные манеры и действительно выглядел гораздо старше своих двадцати четырех лет.
– Знаете что? У меня от вашего взаимного восхищения пробуждается ревность, – призналась Адель. – Поехали. Мама ни за что не простит нам опоздания.
А между тем обед на Чейни-уок начался с более чем получасовым опозданием. И Селии в гостиной не было. Сейчас она приводила себя в порядок после встречи с разъяренным Себастьяном. Их встреча длилась более двух часов. Себастьян покинул дом одновременно с приездом Джея и Тори.
– Мы слышали его последние слова: «Желаю тебе благоденствовать с твоим долбаным наци!» – шепотом сообщила Адели Тори. – И знаешь, он плакал. Слезы так и катились у него по лицу. Бедный Себастьян! Я хотела побежать за ним следом, но Джей сказал, что лучше оставить его в покое.
– Хорошо, что Иззи сейчас дома. Хоть успокоит отца. Да, бедный наш Себастьян. Даже страшно подумать, что творится у него внутри. Зачем она это сделала? Зачем?
– Откуда мне знать? – улыбнулась Тори.
– Наша мамочка – это тайна тайн, – вздохнула Адель. – И всегда была такой. Боже мой, до сих пор не верится. Может, она сегодня удостоит нас объяснением… Тори, у тебя просто божественное платье.