Эмма покачала головой:
— Не имею понятия. Хотя погоди… Кажется, я знаю. Я испугалась, когда поняла, что нахожусь в ловушке, и стала стучать кулаками по дереву, пытаясь выбраться.
— И еще у тебя солидная шишка на лбу, — заметил он, поморщившись оттого, что шишка портила весьма миловидное лицо женщины. Его нельзя было назвать красивым в полном понимании этого слова, но, без сомнения, оно было привлекательным. Возможно, такую красоту кто-то в первый момент и не заметит, но только не он.
Бо считал себя знатоком прекрасного пола и сразу оценил правильность и неброскую красоту черт ее лица. Полумесяцы длинных черных ресниц, нежная кожа, небольшой прямой нос, разлет шелковистых бровей над большими темными глазами, которые могли быть карими или темно-серыми, а может быть, темно-синими при утреннем освещении. Рот у нее был… идеальным. Пухлая нижняя губа — рот создан для поцелуев. Да, женщина была определенно привлекательна.
По ее телу снова пробежала волна озноба, и Бо понял, что она все еще не сняла мокрую одежду.
— Тебе надо переодеться, — сказал он. — Что, если я отнесу тебя наверх?
— Нет! — решительно сказала она, затем сделала попытку смягчить тон: — Я лучше осталась бы здесь, если можно.
— Конечно, можно. Я принесу одеяла и свою сухую одежду, и мы останемся здесь до тех пор, пока не утихнет ветер. — Он направился к лестнице, но вдруг остановился и, обернувшись, сказал: — Меня зовут Бо Кантрелл. А тебя?
— Эмма. — Глаза у нее были закрыты, но затем она медленно их открыла и устремила взор на Бо. — Эмма Хэмейкер. Бо… это вы мне свистели?
Он хмыкнул, вспомнив, как она напрягалась, услышав свист.
— Да, это был я. Прости. Просто представилась такая удобная возможность.
— Мне никогда раньше не свистели.
Никогда раньше не свистели? Бо покачал головой и начал подниматься по лестнице, обдумывая сказанное Эммой. Должно быть, она просто шутит. Она могла пытаться скрыть свои чары под бесформенной старомодной одеждой, однако фигура у нее классная. Вряд ли он единственный мужчина, кто это оценил.
Ночь была долгой. Он принес Эмме сухую тенниску и, как истинный джентльмен, повернулся к ней спиной, пока она переодевалась, затем бросил ее мокрую одежду в раковину на кухне, хмыкнув при виде простых хлопковых трусиков и длинной, до пола, ночной рубашки, какие носили еще бабушки. Да, прелестная Эмма была и в самом деле закомплексована, как он изначально и предполагал. Эмма. Это имя как нельзя точнее подходило ей.
Он постелил ей сухое одеяло на диване и накрыл двумя сверху, затем сел на стул неподалеку и задремал. Проснувшись к утру с затекшей шеей и спиной, он потянулся, поднялся и подошел к дивану, чтобы посмотреть, как чувствует себя гостья.
— Привет. — Она проснулась и улыбнулась слабой улыбкой.
— Привет. — Бо встревоженно посмотрел на ее лицо, в котором не было ни кровинки. Даже губы казались пепельно-серыми. — Как себя чувствуешь?
— Х-хорошо. Только х-холодно немножко.
— Немножко? — Он фыркнул. — Этак можно сказать, что ночью немножко штормило. Ты здорово замерзла, насколько я понимаю.
Она кивнула и сокрушенно сказала:
— Наверное, это глупо звучит, но я не могу согреться под этими одеялами. А… а что ты делаешь?
— Согреваю тебя. — Он поднял ее вместе со всеми одеялами и направился к лестнице. — Слушай…
— Что я должна слушать?
Прижимая Эмму к себе, он чувствовал, как ее трясет от озноба, и это его напугало. Люди порой умирают от переохлаждения.
— Буря в основном стихла. Сейчас просто идет сильный, занудный дождь. Там ты будешь в полной безопасности, уверяю тебя. — Он поднялся с ней по лестнице в спальню и уложил ее на кровать. Одеяла там все еще были сбиты к ногам, после того как он вскочил с постели в середине ночи. — Ты хоть немного спала?
Эмма покачала головой:
— Почти нет. А что ты делаешь?
Он ответил не сразу, продолжая расстегивать брюки.
— Собираюсь лечь с тобой в постель. Так ты скорее согреешься.
— Но ты ведь не станешь раздеваться догола!
Он улыбнулся, разделся до плавок и залез в кровать. Когда она отстранилась, Бо сказал:
— Прости, дорогая, но ты должна освободиться от своих одеял. Они, наверное, все влажные.
Он не дал ей времени на споры, а просто сдернул с нее одеяла и бросил на пол, затем укрыл ее до подбородка тяжелыми стегаными одеялами. Однако от его взгляда не укрылось, как его тенниска задралась на Эмме до пояса, обнажив гладкую белоснежную кожу и бесконечно длинные ноги, которые способны заставить мужчину мечтать о том, как было бы здорово, если бы они обвились вокруг его бедер. Черт побери, у него началась эрекция. Так он может напугать эту маленькую глупышку. Было очевидно, что она совершенно не похожа на женщин, которых он затаскивал к себе в постель.
При одной этой мысли у него участился пульс. Бо вздохнул. Черт возьми! Протянув руку, он обнял ее за талию и резко притянул к себе. Она вскрикнула и повернулась на бок к нему спиной. Это Бо вполне устраивало.
Эмма взвизгнула, явственно почувствовав его возбужденную плоть, и снова попыталась вырваться, однако он положил широкую ладонь на ее нежный, плоский живот и вернул ее на место, превозмогая приступ острого желания, который на него накатил. Поскольку Эмма ерзала и вырывалась, его ладонь опустилась ниже, и мизинцем он ощутил начало шелковистых, пружинистых завитков и легкую припухлость лобка.
— Расслабься, — приказал он.
— Расслабиться? Как я могу расслабиться с тобой… когда ты… — Она замолчала, не закончив фразы.
— Твердый как скала? — подсказал он улыбаясь.
— Ты не джентльмен, — сказала она, все еще не оставляя попыток вырваться.
Эти случайно оброненные слова неожиданно задели его за живое.
— Мужчина, который дважды бросал женщин на пороге женитьбы, уже не джентльмен, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — И потом, если ты не перестанешь тереться об меня, то ты и в самом деле можешь ощутить, насколько не по-джентльменски я могу обойтись с тобой.
Эмма тотчас же замерла, оцепенев словно заяц, обнаруженный охотничьими собаками.
Бо медленно подтянул ее к себе, положив ее голову себе под подбородок, и старался не обращать внимания на испытываемое возбуждение, когда ее ягодицы прижались к его животу и очаровательная ложбинка ее попки дала приют его твердой плоти.
— Не обращай внимания, — посоветовал он Эмме, адресуя его также и себе. — Это всего лишь физическая реакция. Просто я должен согреть тебя. В доме нет электричества, и нет возможности принять горячую ванну. Это единственный способ.
— Ты мог бы разжечь камин, ветер уже стихает.
— Потребуется слишком много времени, чтобы ты согрелась. Я сделаю это позже.
Воцарилась тишина. Эмма не шевелилась, если не считать того, что повыше подтянула одеяло. Бо почувствовал, как она расслабилась, как доверчиво и уютно прижалась к нему ее милая нежная попка. Его член разбух до предела и судорожно подергивался, и Бо боялся пошевелиться, опасаясь того, что может вдруг раздвинуть эти обольстительные ножки и войти в нее раньше, чем она осознает случившееся.
Нужно думать о чем-то другом. И он усилием воли стал думать о том, какой роскошный сук вишневого дерева он нашел на прошлой неделе. Ему очень хотелось обработать его, вишневое дерево само взывало к этому.
— Ты прав, — сказала Эмма. — Я понемногу согреваюсь.
«Я тоже, малышка, тоже».
— Я всегда прав, — самодовольно улыбнулся Бо.
Эмма вполоборота повернула к нему голову.
— Если ты всегда прав, зачем же ты бросил двух женщин?
Теперь настал его черед замолчать. После паузы он сказал:
— Ты что-нибудь слышала о таком понятии, как такт?
Эмма засмеялась, и Бо почувствовал, как под его ладонью запрыгал ее живот, а пальцами ощутил шелковистость завитков на лобке.
— Да, мне говорили, что это не относится к числу моих достоинств.
— Кто говорил? — проявил Бо любопытство.
— Ну, моя мама, например. И еще авторы из моего отдела.