Я сглатываю и продолжаю закрывать свое сердце от игры. Возможно, это один из методов давления Доминика.
— У тебя был скрытый мотив, почему ты пригласил меня на свидание. Какой?
— Почему ты согласилась? — спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
— Я слишком любопытна для собственного блага. Ты интригуешь.
— Хм-м-м…
— И? — подталкиваю я.
— «И» что?
— Я сказала тебе о своих причинах. Теперь назови мне свои.
— Ты не должна ожидать, что к тебе будут относиться так же, как ты относишься к другим, малышка.
— Перестань коверкать слова и скажи мне. — Я использую свой властный голос.
— Я отшлепаю тебя за такой тон, — его глаза сверкают. — Ты делаешь это нарочно, не так ли?
Я прочищаю горло.
— Не знаю, о чем ты говоришь. — Я облизываю языком нижнюю губу, и Доминик повторяет это движение. — Скажи мне, и я позволю тебе делать все, что хочешь.
Он хихикает, но это скорее мрачно, чем забавно.
— Я и так делаю с тобой все, что хочу.
Да. Делает. Это был слабый козырь. Я берусь за убийцу.
— Дом... пожалуйста?
Его спокойный взгляд переходит на мое лицо.
— Ты наблюдала за мной.
— Ты привлекаешь внимание. Многие люди наблюдают за тобой. Почему я?
На какое-то время он выглядит задумчивым.
— Ты фыркнула.
— Что?
— Когда я разговаривал со своим другом Джейком, ты фыркнула, проходя мимо.
Я озадаченно смотрю на него. Моя челюсть, наверное, падает на пол.
— Мое фырканье скрепило сделку?
— Ты знала, что я лгу. — Его темные глаза впиваются в мои. Как будто они оголяют меня и собирают заново. — Я заметил, что под этим мешковатым фартуком скрывается привлекательная женщина.
Шарик, который я надула раньше, сжимается от разочарования. Теперь все слишком ясно. Я — вызов для Доминика. Кто-то, кто не ест с руки, как его друзья-снобы или остальные члены общества.
У меня защемило сердце. Ну что ж, он — мое приключение, а я — его вызов. Думаю, мы можем считаться квитами.
Тогда почему слезы грозят пролиться по моим щекам?
Но я ценю его честность. Больше всего в Доминике мне нравится то, что он никогда не притворяется рядом со мной. Он оставляет это для своих фальшивых друзей.
Поскольку я всего лишь вызов, пройдет не так много времени, прежде чем я ему надоем. Шарик взрывается.
Да какая разница? Я все равно уеду через месяц.
— Рада быть остановкой на твоем путешествии с вызовами. — В моих словах больше колкости, чем я хотела.
La vache (с фр. Черт возьми).
Это проявление эмоций, и хищники, вроде Доминика, улавливают это.
Я готовлюсь к удару.
Доминик говорит мрачным зловещим голосом:
— Я же говорил тебе. Я уничтожаю своих соперников. Ты больше, чем вызов, Кам.
— Меня сбросят с Марса? — мой тон дразнящий. — У тебя там есть приспешники Дьявола, которые помогут в моем полном уничтожении?
Он смеется, звук глубокий и искренний.
— Я сказал, что ты мне нравишься, не так ли? Я не уничтожаю тех, кто мне нравится.
Воздушный шар возрождается. Глупое сердце.
— Но я должен был знать, с кем имею дело, и расспрашивал о тебе, — добавляет Доминик с греховной ухмылкой.
— Это называется преследованием.
Он пожимает плечами, как будто ему все равно. На самом деле, я уверена, что это не так. Доминик живет на грани морали. Я даже не уверена, что у него есть мораль. Он бесстыден, и в этом часть его обаяния.
— Я не обвинял тебя в преследовании, когда ты все это время наблюдала за мной, малышка.
Я скрещиваю руки.
— Я не следила за тобой.
— Я тоже. Нам нужно заново дать определение преследованию. Я возражаю против твоего предыдущего обвинения, мисс будущий юрист.
Аргх. Он так хорошо умеет переиначивать слова на свой лад. Я надулась.
— Ты такой социопат, Дом.
— Я не социопат.
— Так говорит каждый социопат на свете.
— На самом деле, я не патологический. — Он выпрямляется еще больше. — Я просто знаю, чего хочу, и добиваюсь этого.
Это точное определение социопата, но я этого не говорю. Сейчас не время спорить. Кажется, Доминик чувствует себя комфортно и настроен на разговор.
Это мой шанс поглубже разобраться в человеке, которому я отдала свое тело, и другие вещи, о которых я не хочу думать.
— Откуда ты знаешь, что не социопат? — спрашиваю я.
— Я не родился таким. Это не в моих генах. Это правда, что я не чувствую боль людей, но и не получаю удовольствия от их несчастий также, — Доминик ухмыляется. — За исключением тебя. Мне нравится мучить твое тело, пока оно не начнет молить об освобождении. Мне нравится, когда ты выкрикиваешь мое имя, а мои следы остаются на твоей фарфоровой коже.