— А где вдова?
— На даче. Говорит, что не может здесь быть. Но она ничего существенного не дала.
— Всё равно поехали на дачу, — упрямо мотнул головой Баскаков. — Это где?
— Архангельское. Там полно отставников.
Баскаков ещё раз посмотрел на фотографию. За окном прояснилось, в разрывах туч показалось солнце, и на фотографию на стене легли светлые блики.
Выйдя на улицу, уселись в машину, «Волга» вырулила на набережную, развернулась и тут Баскаков сказал:
— Стоп! Я на минутку...
Певцов и шофёр смотрели, как он подошёл к рыболову в линялой жокейской кепочке и встал рядом.
Загорелый рыболов, видимо, привык к любопытствующим и отвечал доброжелательно.
— ...Да, всякий день ловлю. Утром, знаете, тут рядом труба, из неё льёт, а рыбка кормится... А после обеда во-он туда, к мосту перехожу.
— Позавчера утром тоже здесь ловили?
— Это в воскресенье? Ловил... Утро тихое было.
— Тем утром никого здесь не видели? Или там, напротив.
— Так я туда спиной, — удивился рыболов. — А здесь утром только пробегают иногда, кто трусцой... А после всякие ходят.
— Понятно. Извините.
— Стойте! — позвал рыболов.
Баскаков не успел отойти и сразу вернулся.
Рыболов двинулся от парапета к краю тротуара.
— Вот тут лужица была... Поливочная проходила и налила. Так подъехала машина, и парень с девушкой вышли... Пошли как раз напротив.
— Какая машина, как они выглядели? — быстро спросил Баскаков.
— Ну, машина «Жигули», а выглядели... Обыкновенно, — припоминая, рыболов стал серьёзным. — Он такой высокий, худой... Горбился слегка. А деваха симпатичная вроде. Другого не вспомню.
— Во сколько всё было?
— Да как раз в полвосьмого, наверно... Я приехал, закинул, и подъехали они.
— Спасибо большое. Удачи вам.
— К чёрту! Это, извините, присловье такое.
Пелагея Николаевна Гриднева до их появления занималась закруткой компота. Отвечая на вопросы, изредка вытирала слёзы:
— ...Он сказал: «К обеду приеду», а всё нет и нет. Я звонить, от соседей, — никого! Ну, думаю, едет... А он, мой бедный, уж в чуланчике страдал, связанный...
— Пелагея Николаевна, кто у вас бывал в последнее время? — спросил Певцов.
Баскаков сидел у перил террасы, задумчиво глядя в сад.
— Так спрашивали уже... Никто не бывал. Саша, племянник, месяц назад гостил и к себе в Воронеж уехал. А так осенью мы своих в отпуск ждали, вот компоты готовлю. В этой... В Уганде работают.
— А домработница ваша... Которая убирать приходит, к ней не захаживали знакомые?
— Диля? Татарка она... Десять лет приходит, нет — одиннадцатый уже. Какие знакомые? Она в нескольких домах убирает, в нашем в трёх квартирах. Покойный сослуживец мужа рекомендовал. Диля монетку найдёт и покажет, смеётся, это моя, говорит, раз упала. Только сперва покажет...
Баскаков развернулся и положил сцеплённые руки на стол.
— Этот молодой человек... Ну, высокий, худой такой — он кто вам будет?
— А-а, Боря? — Гриднева отёрла лицо фартуком.— Так ведь Алексей Захарович книгу писал. Про себя, про войну, как всё было и где воевал... Боря ему помогать взялся, насчёт грамотности и литературы поправить. Они с Валей и сюда разок приезжали, я их вареньем угощала...
Певцов с изумлением смотрел на Баскакова, а тот, слушая, кивал головой.
— Он что, писатель? Откуда Алексей Захарович его взял?
— Кажется, на улице познакомились... А не писатель он, журналист, — Пелагея Николаевна отодвинула банку. — Где-то наверху карточка есть, оставил при знакомстве... Принести?
— Да, пожалуйста. Если вас не затруднит.
Женщина ушла, и Певцов достал сигареты, протянул пачку Баскакову.
— Вот что значит цирковое училище! Но ведь ты не в чародеи готовился, как я помню... Откуда?
— От верблюда... Боря и Валя! Милые крошки. Хотел бы я с ними познакомиться. Очень!
Гриднева возвратилась, неся в пухлой красной руке белый кусочек картона.
Вот, на столе лежала...
Слёзы опять потекли по ее лицу.
— Афанасьев Борис Владимирович, журналист, — прочитал Баскаков. — И ни телефона, ни адреса. Скромненько эдак, простенько... Ничего, Боря, перевидимся ещё!
Часть обратной дороги молчали. При подъезде к Волоколамскому шоссе Певцов не выдержал:
— О чём мечтаешь, отец-командир? Поделись, если есть чем.
— На душе гадко... Завёз её домой, оставил и уехал. Ты бы видел эту квартирку!
— Домишко старый, верно...
— Домишко! Не в этом дело... Плохо, когда своего угла нет. Ну куда я мог? К маменьке? Так сам там на птичьих правах... Хоть комнату снимай.
— А может, оно и к лучшему? — осторожно предположил Певцов. — Встретились и разошлись, бывает.