— Я всегда готов, Андрей Сергеевич.
— Не умрёшь от скромности, генацвале... И аккуратней, Долгушин, без особого шика!
— Не беспокойтесь, Андрей Сергеевич, который год в школу ходим.
Баскаков, обжигаясь, торопливо допил чай, ощупал кобуру под плечом, сдёрнул со стула пиджак и, натягивая его на ходу, пошёл к двери.
В торце Центрального Дома туриста, выходившего на улицу 26 Бакинских комиссаров, в левом углу за стеклянными стенами с плетёной металлической сеткой расположилось заведеньице, где бойко торговали соками и ядовито-розовым мороженым из автоматов два молодца в белых рубашках.
Все столики здесь были заняты, и, купив мороженое, Гвасалия перешёл к другому углу, в котором разместилась «Кулинария».
В её помещении, слева от входа, протянулась стойка кафе, и народа хватало. Как и в заведении рядом, преобладали латиноамериканцы и негры из общежитий Университета имени Лумумбы. И так же, как и там, входили, выходили, как бы бесцельно прохаживались, изредка переглядываясь или вдруг перебрасываясь фразой-двумя, юркие разномастные мальчики и подмалёванные девочки из начинающих.
Из «Волги», втиснувшейся между туристскими «Икарусами», Баскаков видел, как Гвасалия вышел на улицу, постоял на углу, покончил с мороженым и, обтерев руки платком, что-то спросил проходившего юнца, потом скрылся из виду.
А Гвасалия вернулся туда, где торговали мороженым.
Встал у стойки, подождал, пока рядом окажутся только алчущие лакомства детишки, и спросил у продавца:
— «Мальборо» в захоронке не найдёшь?
— Откуда? У халдеев за углом спроси... Или у привратников.
— А Бубуся не видел?
— Да недавно возникал. — Продавец глянул по столикам. — Вон Миня сидит, значит, и Бубусь недалеко.
Щуплый подросток в широких розовых шароварах и балахонистой кофте сидел с застывшей улыбочкой на бледном лице, синие глаза были слегка подведены тушью, на тонких запястьях сцепленных рук блестели браслеты.
Вскоре помещение заполнила группа голоногих туристов, послышалась немецкая речь. И как не перекрывали их фигуры сидевшего Миню, Гвасалия успел заметить, как тот посмотрел в сторону входа, поднялся и вышел.
Наблюдавший из машины Баскаков сначала опять увидел Гвасалию, потом перенёс внимание на двоих юнцов, впереди него огибающих угол здания. Тот, что был в головной повязке — плотный, рослый и загорелый, — что-то говорил семенящему соседу.
Бубусь и Миня прошли мимо «Берёзки» у входа в гостиницу, миновали прозрачные стены ресторанного вестибюля и завернули в широкий проезд-тоннель, где стояло несколько машин.
Гвасалия нагнал их, когда Бубусь открывал дверцу «девятки».
— Подожди, Бубусь, к тебе дело есть.
— Дело? — удивлённо распахнулись красивые, в густых ресницах глаза. — Какие дела, дорогой, ты вывеской ошибся... Мы не деловые, мы сознательные.
— Гена привет передал, — подошёл ближе Гвасалия. — Он...
— И-я-аа!!
С пронзительным выкриком, сломавшись в пояснице, Бубусь развернулся на опорной ноге, а другая, описав дугу, с маху ударила Гвасалию в голову. В последний момент и скорее инстинктивно тот успел подставить ладонь, но сильный удар всё равно сбил его на асфальт.
— Миня, в тачку! Миня, сучка, садись!
Подпрыгнув, Бубусь двумя ногами попытался попасть на лицо упавшего. Но Гвасалия рывком откатился в сторону.
— Стоять! — приказал вбежавший в сумрак тоннеля Баскаков. Ствол пистолета взглянул на Бубуся, на Миню, опять на Бубуся. — Руки, ну!
— Не станет он, слышишь? — пятясь к машине, крикнул Бубусь, поводя вскинутыми в боевой стойке руками. — Не выстрелит... Беги!
Успев подняться, Гвасалия заходил ему за спину, а Миня быстрым шёпотом уверял Баскакова:
— Всё, начальник, всё... Я стою. Я ни при чём, просто подружка его. Не надо!
Сблизившись, Гвасалия сверху вниз быстро охлопал крепкое под одеждой тело Бубуся, и тот с кривой улыбкой на девичьем личике позволил ему это, улыбаясь даже тогда, когда из нагрудного кармана извлекли плоский пакетик.
Баскаков подошёл, сунул пистолет под пиджак, забрал у Гвасалии найденное, развернул плотную бумагу. На его ладони лежали два кольца и бесформенный, сплющенный ударами кусочек золота.
— Это не зубное, — медленно произнёс Баскаков, поднося зажатый в пальцах желтый металл к нежному лицу с сузившимися от ненависти глазами. — Он эту звезду не придумывал себе, как некоторые, он её своей и чужой кровью добыл... Слышишь?
— Только не надо меня лечить, мусор, — раздался тихий ответ. — Всё равно вас скоро развесим на столбах... Твари!