В большой комнате одну из стен занимали застеклённые фотографии, на многих из них красовался Алексей Захарович разного возраста, непременно в военной форме. И по знакам различия прослеживалось его продвижение по службе.
— Это хорошо, что про мою заботу помните. — Хозяин подошёл к письменному столу, положил руку на пухлую папку. — Всё тут, всё-о, и всё святая правда, без прикрас, как на духу, а то теперь писаки всякое льют. Это я не о вас, Борис, вам от меня будет благодарность великая, увидите!
Борис украдкой взглянул на часы, поспешив заверить с возможной убедительностью:
— Я ведь не из-за чего-нибудь, Алексей Захарович, мне самому интересно. Живые страницы, можно сказать, мы только в школе проходили, а тут голая правда... Валюша, ты давай на кухню, сообрази кофейку. Иди, иди.
— Да, там чайник на плите, в холодильник загляни, дочка, я после сам помогу. — Алексей Захарович раскрыл папку и, сев в кресло, взял со стола и надел очки. — Мы прошлый раз до шестидесятой дошли? Та-ак... Вот она, — отлистав страницы, он хлопнул по рукописи. — Волынская операция! Ложный штурм по фронту и глубокий обходный манёвр... Можете представить — конница участвовала!
В очень чистой кухне Валя налила и поставила на газ чайник. На столике в вазе стояло печенье, взяв одно, разломила и, бросив в рот половинку, лениво жевала, глядя в окно.
— ...И неверно, будто штрафники составляли ударную силу! — полемизировал с кем-то, сидя за столом, Алексей Захарович. — Лично я им не доверял, безответственный разгильдяй, он всегда и во всём разгильдяй... А на главном направлении действовал у меня полковник Рязанцев, можно сказать, слуга царю, отец солдатам. Умница! Ну про царя это я словами поэта...
— Я понимаю, понимаю, — уверил Борис. И опять взглянул на часы. — Вы мне сегодня страниц двадцать дайте, а в понедельник просмотрим, что получилось.
— Я дам, дам... Ты сюда смотри, вот: против нас противник сосредоточил до шести тысяч пехоты при поддержке тяжёлых танков типа «Тигр» и самоходные орудия «фердинанд». Левый фланг у него был прикрыт надёжно, я провёл разведку боем на правом и прояснил обстановку...
Молодой человек снова прервал:
— Извините, Алексей Захарович, я ей скажу, чтобы мне покрепче...
— Что? — взглянул над очками старик. — A-а... Дада...
Быстро ступая, Борис прошёл коридором, подойдя к кухне и приоткрыв дверь, сказал шёпотом:
— Замри здесь, не высовывайся! Поняла?
Верхняя часть кухонной двери была застеклённой, и Валя, встав сбоку, смотрела через стекло. Она видела, как он оглянулся из прихожей на дальнюю комнату, взглянул на часы и, взявшись за замок, потянул дверь на себя. И та сразу распахнулась. Ворвавшиеся с лестничной площадки трое промелькнули, исчезли в коридоре. Борис с бледным, обострившимся лицом задержался, глядя им вслед, затем быстро шагнул к кухне.
— Пошли! Скорее! Ну?!
Полуоткрыв рот с прилипшими крошками печенья, Валя тупо смотрела на него. Одними губами беззвучно выругавшись, Борис схватил её за руку, потащил, и, пока волок к выходу, она слышала из дальней комнаты звуки какой-то возни, сдавленное мычание и хрип.
Лица двоих обтягивали маски из чулок, лицо третьего снизу до глаз закрывала чёрная повязка — его светлые, холодные глаза не выражали ничего.
Рот Алексея Захаровича был заткнут кляпом, руки скручены веревкой. Плотный малый в блестящей куртке, подталкивая его коленом, вывел в начало коридора и распахнул дверцу чулана. Алексей Захарович втиснулся спиной, осел на картонный ящик, и тот прогнулся под ним. Грабитель в куртке закрыл дверь, задвинул защёлку и вернулся в комнату.
Работали сноровисто и быстро. На руках у двоих были обычные кожаные перчатки, у того, что с повязкой, — тонкие, резиновые.
Рывшийся в глубине шкафа услышал звуки из коридора, прислушался и подошёл к дверце чулана. Она вздрагивала под тупыми толчками, и задвижка на ней шевелилась.
— Ну? — открыв дверь, грабитель угрожающе поднял кожаный кулак. — Угостить тебя, дед?
— У-ухршш... Ушш-с... — хрипел старый человек с побагровевшим лицом. Из выпучившихся глаз катились слезы. — О-охр-р...
Продолжая держать кулак над его головой, грабитель другой рукой выдернул кляп, и Алексей Захарович жадно втянул воздух:
— Н-ах... Хх-ха... Сердце... Я не буду кричать... Сердце... Таблетки у кровати... Нитро... глицерин...
— Стой здесь!
Оказалось, что тот, в повязке, подошёл и стоял рядом, а теперь неспешно пошёл в другую комнату и, взяв со столика у кровати стеклянную колбочку с белыми таблетками, вернулся назад.