— Говорят, что ножом и вилкой человек копает себе могилу, — отшутился Баскаков. — Когда Певцов звонил, ничего не просил передать?
— Нет. Он назвался, спросил о моём здоровье, и я чувствовала себя очень неловко, бормоча, что тебя ещё нет...
Телефон опять залился звонкими трелями.
— Мам, подойди! — кивнул Баскаков.
— Иду, — недовольно проговорила Серафима Ильинична. — Если тебя, врать не буду, учти... Алло-о! Андрея Сергеевича?.. А кто его просит? Что? Какая Елена Григорьевна? Он ещё не приехал.
— Стоп! — он взметнулся и прыгнул к телефону. — Дай мне, я здесь... Да, Лена, да! — Мать, поджав губы, отошла и уселась на диване. — Нет, как раз ждал отчего-то... Скорее — надеялся. Что? Ну о чём вы, я рад... Что? Неважно слышно, но я вполне способен быть там через... — он взглянул на часы, — через тридцать минут... Нет, нет, ничего переносить не будем, я этого не переживу! И уже еду, слышите? Всё.
— И что же это значит? — трагически спросила Серафима Ильинична. — Кто такая Елена Григорьевна?
— Консультант нашего министерства по вопросам защиты окружающей среды... Где мой серый костюм?
— Ты наденешь новый костюм? — её глаза округлились. — Понима-аю... Ещё не виделся с дочерью, мы не поговорили всерьёз, я вру сослуживцам, что тебя нет, а появляется какая-то Елена Григорьевна — Лена! — и ты опрометью бежишь на свидание!
Он уже был в коридоре и, раскрыв стенной шкаф, потрошил его содержимое.
Стоя сбоку от вестибюля станции метро «Кропоткинская», Елена Григорьевна увидела, как по ту сторону бульвара притормозил «Москвич»-фургон, как выскочил из него Баскаков и «Москвич» уехал.
Баскаков перешёл бульвар, на ходу поворачиваясь кругом и оглядываясь, прошёл ниже ступеней, затем начал подниматься к вестибюлю.
Она обошла строение и встала с другой стороны, позади трёх подростков, самозабвенно смакующих мороженое.
Баскаков ещё огляделся, взглянул на часы и спустился ниже.
Елена Григорьевна стояла, наблюдая, как он прошёлся взад-вперед, опять посмотрел на часы, снова медленно поднялся наверх, остановился, осмотрелся и даже топнул ногой от досады.
Тихо засмеявшись, она подошла к нему, дотронулась до локтя, но, когда он обернулся, на её лице не было улыбки.
— Давно меня не заставали врасплох, — сказал Баскаков, внимательно глядя на неё. — Ишь как подошла... Только что? А то мне казалось, что вы где-то здесь, а я не вижу.
— Чуть было не ушла в последний момент. — Елена Григорьевна взяла его под руку и повела в глубь бульвара. — Как-то стыдно за себя стало. Не стыдно, а... неловко. С утра на помощь напросилась, к концу дня — на встречу. Но вернулась домой, и хоть вой от пустоты. Позвонила подружке, той ещё нет — тоже в командировке... И — никого. Пошла бродить, а на людях совсем расклеилась. Увидела автомат и позвонила.
— А трудящиеся это очень высоко оценили! — сказал Баскаков. Посмотрел на женщину и плотнее прижал ее руку. — Знаете, мне свойственна такая шутливая ерепень, не обращайте внимания, ладно? Это от некоторой зажатости... Я очень рад, что позвонили. Действительно — очень.
— Ну и хорошо. Мы сейчас...
Он остановился и осторожно развернул Елену Григорьевну к себе лицом.
— Мы сейчас пойдём в одно место и там посидим. Я не гурман и стараюсь держать форму, но три чашки кофе за день — маловато даже для такого аскета, как я. И надо отметить знакомство. Принято?
— Ну... Я не против.
— Тогда — вперёд и выше! Идёмте и улыбайтесь, поскольку жизнь прекрасна.
...Неестественно расталкивая страждущих попасть в кафе и по возможности ограждая Елену Григорьевну, Баскаков добрался до дверей, приоткрыв створку, бросил надутому швейцару:
— Вениамин Павлович предупредил? Нас двое.
— Да будто бы... Я спрошу, — зашевелился привратник.
— Не стоит беспокоиться, мы сами.
Спустились вниз, затем из вестибюля — направо. И уже в первом зале стало ясно, что сегодня — битком.
Баскаков посмотрел влево-вправо и увидел у стойки бара монументальную фигуру.
— Так, Лена, нам туда...
Метрдотель был на голову выше них и едва глянул сверху вниз, когда его окликнули.
— Вениамин Павлович, здравствуйте.
— Добрый вечер, мест нет.
Елена Григорьевна взглянула на Баскакова, а тот улыбнулся и тихо позвал:
— Веня...