Время от времени отец пробирался на чистую половину и, если он приносил с собой бутылку самогона, его оттуда не прогоняли. Андрею в таких случаях приходилось совсем трудно: узкое пространство полатей заполнялось ядовитым и едким смрадом самогонного перегара, и дышать было совсем нечем. Андрей спускался вниз и часть ночи сидел у кадушки с водой. Он стремглав бросался вверх на полати, если слышал в глубине дома гулкое покашливание дьякона и его тяжелые шаги: тот шел к кадушке напиться. Андрей боялся этого громадного волосатого человека.
Однажды дьякон пришел к ним сам. Подрясник у него был заткнут за пояс, под локтем виднелся густо осыпанный мукой калач, в руке держал бутылку, а на пальцы были нанизаны две рюмки из толстого граненого стекла.
— Коммерсант! — зычно гаркнул он, задрав бородатую голову к полатям, и увидел свесившегося Андрея. — Скажи батьке, пускай слезает. Радость будем отмечать великую: наша берет.
Андрей разбудил отца, тот всполошился:
— Кто — берет? Где — берет? Чего ты, дьякон?
— Слезай, слезай, коммерсант. Выпьемо по такому случаю.
Они уселись у залавка около коптящей лампочки. Сблизив большие лохматые головы, разговаривали. Андрей понял, что где-то между реками Тоболом и Ишимом были большие бои и наступление Красной Армии удалось остановить. Отец стал бить себя кулаками по голове и кричать:
— Зачем я уехал? Зачем я уехал? Теперь там все разорено.
— Бог даст, возвернешься. Имение твое, может, и погублено, так ведь земля осталась, верно? А на земле любой храм снова можно воздвигнуть.
— Мельница моя, мельница! — колотился головой об стенку Сергей Никодимович.
Андрей помог ему вскарабкаться на полати и, прежде чем тот уснул, успел спросить:
— Пап, теперь мы скоро домой поедем?
— Непременно! — икая, ответил отец. — Завтра пойдем на станцию.
Андрей лежал радостный, и спертый воздух казался ему уже не таким невыносимым.
Надежды не оправдались, стало известно, что белым не удалось двинуться вперед. Вскоре пришло известие, что красные приближаются, уже заняли Томск, что у станции Тайга разгромлена целая армия.
Отец запил. Пьяного, вздорного и драчливого, его уже не пускали в чистые комнаты. Сергей Никодимович обижался, с пьяным упорством ломился туда, грозился поджечь, пожаловаться губернатору, а громадный дьякон грохотал, встряхивая щуплого и неспокойного квартиранта:
— Не вводи во грех, человече, придушу!
— Как смеешь, дрянь! — хрипел отец. — Я — коммерсант. Руки прочь!
— Я-то прочь, ты-то как? — отвечал дьякон и кричал Андрею: — Блюди отца, малый! Обоих на снег извергну. Приютил Христа ради, а вы вона как.
Минута просветления у отца совпала с вестью, что красные уже под Красноярском, что город окружают партизанские отряды. Сергей Никодимович засуетился, захлопотал: надо ехать дальше, вместе с войсками.
Извозчика не нашли, потащились на станцию пешком. Часть вещей осталась у дьякона, обещал отыскать подводу и привезти к поезду.
Вокзал кипел многолюдьем. Часовые не подпускали к поездам. Тогда Потанины прошли вперед, за станционные стрелки, где поезда набирали ход, но шли еще достаточно медленно. Пропустили несколько эшелонов, так и не сумев сесть — повсюду на подножках стояли часовые. Наконец, появился состав без охраны. Шел он медленно, и отец, немного протрусив рядом, вскарабкался на подножку. Дверь была закрыта, он начал стучать в нее. В левой руке он держал баул. Андрей бежал рядом, ожидая, когда отец поможет и ему вскарабкаться на подножку.
Сергей Никодимович стучал и стучал, не оглядываясь. Состав убыстрял ход. Андрею становилось все труднее бежать, мотался за плечами узел с едой, взятой на дорогу.
— Папа, — кричал Андрей, протягивая руки. — Папа, я здесь. Папа, я здесь!
Он начал отставать и тогда увидел, как оглянулся отец. Борода, края шапки-ушанки, надлобный козырек были густо затянуты куржаком, и лицо как бы скрывалось в снежной маске. Глаза были видны ясно и отчетливо, большие черные отцовские глаза с ресницами, тоже затянутыми куржаком. Отец смотрел куда-то мимо сына, и Андрей подумал, что Сергей Никодимович сейчас спрыгнет с подножки. Он был так уверен в этом, что даже приостановился, чтобы перевести дух: зачем бежать? Папа спрыгнет и подойдет к нему.