Сомнений не могло быть — машина двигалась боком. Значит, задние скаты сошли с дороги и скользят по обочине. Бронислав добавил газ и покруче вывернул руль, помогая ведущим колесам вновь выбраться на дорогу. Он хорошо представлял себе, что сейчас происходит под машиной. Шуршит вспоротый скатами снег, поднимается вверх и с силой бьет в дно кузова, жесткий, крепкий и острый, как толченое стекло. Несколько секунд он ждал.
Машина была напряжена до предела. Казалось, вот-вот колеса доберутся до земли, зацепятся за нее, вытолкнут машину на колею. Тут уж не зевай, выруливай, не то так и врежешься радиатором в откос. Он готов был вырулить, но машина скользила и скользила. Чем все это кончится?
Пришла мысль: а что, если тяжелый кузов, — дрова сырые, мерзлые, — сдернет сейчас с колеи и передние колеса? Худо будет, совсем худо! Машина поползет вниз, к Соболке. Хорошо, если поползет. А вдруг полетит кувырком? Бронислав на всякий случай приоткрыл дверцы с обеих сторон. Может, придется прыгать.
Треск и скрежет заставили мгновенно сбросить газ и нажать на тормоза. Что-то ломалось на правом борту. Скольжение прекратилось, и Бронислав выглянул. Правый борт машины уперся в ствол сосны. Две верхние доски светлели свежим переломом. Чинить теперь и чинить.
— Ну вот! Приехали! — сказал он и вылез на подножку. Только теперь ощутил, как сильно бьется сердце, так и толкается в ребра. Даже дышать стало трудно.
Отдохнув, осмотрелся и только руками развел:
— Счастливый же у тебя бог, Бронька! — За подпиравшей машину сосной пологий склон переходил в обрыв. Не будь дерева, грузовик кувыркнулся бы в Соболку, и трудно сказать, успел бы выпрыгнуть или нет. — Матушка ты моя, знала где вырасти!
Он ласково пошлепал щербатый ствол и прижался к нему щекой. Внутри сосны что-то гудело и щелкало.
Опасность еще не миновала. Дерево раскачивал ветер, и грузовик мог скользнуть назад. Поспешно взявшись за лопату, Бронислав отрыл несколько камней и устроил под задними колесами пирамидки. Ветер хлестал по потному лицу колючим снегом, словно сыпал иголками.
Покончив с работой, Бронислав полез в кабину, чтобы там, где еще сохранялось тепло, как следует обдумать, что надо предпринимать дальше. С сожалением подумал, что вот поторопился уехать, не сходил проголосовать и теперь, пожалуй, не успеет явиться на избирательный участок. Не придется тебе голосовать, горько подумал Бронислав. Дело еще в том, что у них агитатором была старая его учительница Анна Филипповна. Она приходила в пятницу, и он обещал не подводить, явиться голосовать пораньше.
— Не беспокойтесь, Анна Филипповна, будет полный порядок. Учеником я был, действительно, неважным, шалтай-болтай, зато уж избирателем покажу себя как следует…
И вот — показал.
Стоило ему вчера на пять минут раньше уйти из гаража — и он не попал бы в эту дурацкую передрягу. Не догнала бы его Настасья…
2
Еще вчера он заметил, что погода начинает портиться.
Он смотрел на горы и долго не мог сообразить, что же там происходит: не то облака спустились и укутали вершины, не то злой северный ветер разворошил, разметал и поднял до самого неба промороженные сыпучие снега. Весь хребет был объят белыми дымами, хотя внизу, в долине, было относительно тихо.
Оставалось только порадоваться, что дальняя поездка так вовремя закончилась и можно отправляться в общежитие отдыхать. Он направился к перекрытым цепью воротам гаража, но дойти не успел: догнала свет-Настасья, шестнадцатилетняя девчушка, посыльная начальника автохозяйства. Видно, Языканов послал Настю спешно, выскочила из конторы в чем была. Ситцевое платьишко трещало на ветру, только вот туго заплетенные косички ветер не в силах был разогнуть, так и торчали они двумя вопросительными знаками.
— Бронислав! — проговорила она, переводя дух и снизу вверх глядя на высокого шофера. — Вас в контору требуют. Языканов.
Ничего хорошего вызов к Языканову не предвещал.
— Знаешь что, радость ты наша, Настасьюшка? — Он подмигнул девушке. — Давай устроим так: я уже ушел, ты меня не нашла. Подходит идея?
Настя хваталась за платье, которое старался содрать с нее ветер.