По тому, как Варшавянин старательно исполнял его приказ, не трудно было догадаться, что его мнение о необходимости такого наказания полностью совпадало с мнением Стокоза.
Женщина под ударами Варшавянина каталась у них в ногах, оставляя на полу мокрые пятна.
— Уссалась, стерва! — довольный проделанной работой, заметил Варшавянин.
— Думаю, для первого урока вполне достаточно. Усади ее на стул, развяжи руки и сними с хавальника пластырь,— дал очередное указание Стокоз.
— А вдруг она заорёт?
— Не совсем же она дура. Если хочет жить, то кричать не станет. Правильно я рассуждаю? — обращаясь к женщине, поинтересовался Стокоз.
Та, с расширенными от страха глазами, утвердительно закивала головой. Дождавшись, когда Варшавянин выполнит его требование, Стокоз на всякий случай все же предупредил женщину:
— Смотри, «радость моя», не балуй во вред себе и поступай так, как я тебе рекомендую.
Получив возможность дышать ртом, женщина сделала несколько жадных вдохов-выдохов и молча заплакала.
— Ты, лошадь здоровая, сама еще можешь пахать на производстве, можешь торговать своим телом и этим обеспечивать жизнь себе и своей дочери. Короче, делай, что хочешь, но чтоб я ее больше на панели не видел! Договорились?
— Да!
— Так вот, если ты нарушишь своё обещание, то я так тебя накажу, что третьего урока воспитания тебе уже не потребуется. Ты поняла, о чем идет речь?
— Поняла, но как же нам жить?
— Учись жить по-человечески у других, а если у тебя с учебой ничего не получится, я тебе подскажу. Первая моя подсказка тебе уже сделана. Хоть ты и сволочная, но все же мать, и должна понять, что так, как ты поступила со своим ребенком, не поступают даже звери. Хорошо, что она попала в руки не такого изувера и дурака, как ты, а ко мне. У тебя еще есть и время, и возможность исправить допущенную ошибку, хотя в душу дочери ты уже успела наплевать. За мое неуважительное обращение с женщиной я тебе отстегиваю стольник, хоть ты и этого не стоишь, — бросив ей пачку денег и как бы подтверждая действиями свои слова, заметил Стокоз, заканчивая «урок».
Прижав деньги к груди, женщина расплакалась, перестав сдерживать клокотавшие в ней эмоции.
— Вопросы ко мне есть?
— Нет!
— А претензии?
— Тоже нет!
— Тогда проводи нас до порога.
Когда троица мужчин вышла из квартиры на лестничную клетку, женщина, смущенно улыбнувшись, сквозь слезы произнесла им вслед:
— Спасибо за учебу!..
Возвращались в ресторан молча. Недавняя разборка не вызвала у мужчин ни оживления, ни шуток, ни смеха. Даже такие отрицательные личности, какими были они, с массой недостатков и дурных привычек, понимали неуместность такого обсуждения, и каждый молча, уйдя в себя, по- своему переваривал в голове недавний эпизод. В частности Стокоз с удивлением подумал: «Кто бы мог вообразить, что на меня может найти такая «блажь»! Всему виной, по-видимому, явилось мое сегодняшнее хорошее настроение. А вообще-то, честно говоря, я только что совершил доброе дело! Надо о нем не забыть и записать в свой актив».
Возвратившись в ресторан, он гужевал и веселился с друзьями до глубокой ночи. За одним из столиков он случайно увидел Старовойтова, отдыхавшего вместе с Валентиной. Через официанта он послал им презент в виде бутылки шампанского и коробки дорогих конфет, которые любила Валентина. Поймав взглядом жест Старовойтова, приглашающего его к своему столику, Стокоз вместе с новой дамой своего сердца пересел к ним. После обмена любезностями и распития по бокалу шампанского, Марина, выполняя указание Стокоза, увела Валентину в дамскую комнату. Когда девушки ушли, Стокоз, улыбнувшись, поинтересовался у Старовойтова:
— Ну, как там у вас моему протеже работается на новом месте?
— Кажется, начинает понимать, что его обманули. Проявляет беспокойство, нервозность.
— То ли еще будет, — выслушав ответ Старовойтова, довольно произнес Стокоз, отправляя в рот ложку с порцией красной икры.
— Вообще-то он мужик с головой, — высказал мысль Старовойтов.
— Что его и погубило.
— Почему?
— Подчиненный должен всегда выглядеть дурнее своего хозяина, чтобы тот мог быть уверенным, что его снизу не подсидят.