Выбрать главу

Леонардо поклонился своим покровителям, и его представили Лудовико — коренастому и тяжёлому, со смуглой кожей и блестящим шлемом тёмных волос. Симонетта взяла Леонардо за руку и под завистливыми взглядами остальных проговорила:

   — Ну же, Леонардо! Покажи нам свой инструмент.

Тут же за спиной Леонардо возникли двое юношей примерно его лет. Высокий, с тонкими чёрными волосами, желтоватой кожей, глубоко посаженными глазами, синими и твёрдыми, как камушки, держал свёрток в лиловом бархате. Звали его Томазо Масини, но он любил называть себя Зороастро да Перетола и утверждал (конечно, безо всяких оснований), что его незаконный отец — Бернардо Руччелаи, дальний родич Медичи. Одет он был франтом, хотя и нелепо: оранжево-чёрные лосины, куртка, чулки и гульфик. Другой юноша, чуть старше Леонардо, был Аталанте Мильоретти. Он был робок и, подобно Леонардо, бастард, но мало кто во Флоренции лучше его пел и играл на лютне.

Подчёркнуто широким жестом Зороастро да Перетола протянул свёрток Леонардо.

   — Откуда вы взялись? — удивился Леонардо. — И как догадались принести...

   — Всемогущий и всеведущий не отвечает на такие вопросы, — заявил Зороастро, но в глаза Леонардо не смотрел и был явно сконфужен и обеспокоен.

   — Молю вас извинить моего глупого друга, — сказал Леонардо. Зороастро частенько служил мишенью для шуточек Леонардо. Одарённый механик и великолепный златокузнец, он воображал себя искателем приключений, мистификатором и колдуном. Он научился жонглировать и жульничать, и хотя Леонардо и был мастером в этом деле, именно Перетола показал ему фокус, который он частенько показывал в гостиных — волшебное радужное пламя, секрет которого таился в красном вине, долитом в заготовленное кипящее масло. Нищие и крестьяне часами позировали Леонардо, лишь бы увидать это чудо.

Зороастро должен был прятаться где-то в студии, подумал Леонардо. Возможно, он придумал какое-нибудь подслушивающее устройство...

   — Нет нужды извиняться за твоего юного друга, — саркастически, но не зло ответил Лоренцо. — В конце концов, он ведь Медичи.

Лицо и шея Зороастро залились краской, но он поклонился с обычной своей подчёркнутой пышностью.

Леонардо взглянул туда, где стояла Джиневра, и поймал её ревнивый взгляд... она смотрела на него, а Николини — на неё. Джиневра быстро повернулась к своим обожателям, но Николини так и впился взглядом в Леонардо. Его острое ястребиное лицо выдавало владеющий им гнев. Чувствуя себя в безопасности, Леонардо выдернул лиру из бархатного футляра. Сделанная из серебра, в форме конского черепа, она не отличалась от модели; Леонардо многому научился у своего мастера — Верроккьо. Зубы черепа использовались как лады, и это особенно понравилось Лоренцо и Симонетте. Суровый Лудовико Сфорца одобрительно кивнул и заметил:

   — Это превосходно! При нашем дворе всегда недоставало таких искусных мастеров.

Смысл этих слов не ускользнул от Леонардо — и конечно же от Лоренцо, которому они, собственно, и предназначались.

   — Я уверен, что великое искусство Леонардо украсило бы твой любимый город, — сказал Лоренцо. — Но сейчас, боюсь, некоторые обязательства удерживают его во Флоренции.

   — И кроме того, Флоренция — мой дом, — сказал Леонардо. — Она — источник моего вдохновения. — Сказано это было, чтобы польстить Лоренцо, но приглашение Сфорца не нанесёт ущерба его репутации во Флоренции. Когда-нибудь Леонардо может понадобиться покровительство этого человека... — И он улыбнулся Лудовико так, точно тот был Симонеттой.

   — Пожалуйста, сыграй нам на своей лире, — попросила Симонетта.

И Леонардо играл и пел вместе с Аталанте Мильоретти, голос которого был глубок и звучен, как колокол. Наиболее подходящей показалась Леонардо песенка, которую он сложил, когда ночами напролёт беззаботно шатался по городу:

Коль желанья нет силы исполнить, Делай то, что без силы доступно; Мудрый должен о слабости помнить, А не мочь и желать — безрассудно!

Симонетта захлопала прежде других; а потом, раззадоренный игрой, Анджело Полициано, лучший поэт Флоренции, напел на тот же мотив свои стихи:

Что за дева по травам и розам В белоснежных одеждах ступает? Увенчали алмазами росы Чистый лик, где лишь скромность сверкает.

Пока он пел, Джиневра отошла от своего кружка и встала рядом с Леонардо, так, что он чувствовал её гнев — словно это он унизил её. Все мужчины кланялись ей и хлопотали вокруг неё, и Симонетта тоже не пожалела любезных похвал её платью и прекрасным волосам. Джиневра опешила — Симонетта была искренне счастлива, деля с ней внимание мужчин. Однако хотя Джиневра и была заметно красивее, всё же это был двор Симонетты — Симонетта царила здесь, Симонетта повелевала любовью величайших художников и правителей Флоренции.