Леонардо рассмеялся с нескрываемой горечью.
— Какая система может помочь в такие времена? — Даже обсуждать подобное казалось кощунством; здесь, где воздух был тесен от множества мёртвых душ и испепелённых останков того, что ещё недавно было живой плотью, они говорили о мелких своих огорчениях; перед лицом вечности рассуждали о самой основе эфемерного... и всё-таки о важном, потому что хрупкая связь любви и дружбы существовала даже здесь, где смерть и резня были так привычны, что их переставали замечать.
— Ты знаешь, что здесь произошло? — спросил Леонардо.
— По словам персов, на них напали ночью, и большинство было перебито в своих шатрах.
— Это же бессмыслица! Царь не мог настолько позволить себе размякнуть, чтобы...
— Нет, маэстро, — сказал Куан, — это правда. Всякому случается заснуть.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — раздражённо сказал Леонардо.
Куан отвёл от него взгляд и улыбнулся, но в улыбке была ирония.
— Его также превзошли числом, и ему довелось сразиться с отборными янычарами Мустафы.
— Мустафы?
— Это любимый сын Великого Турка. Из всех его сыновей Мустафа больше всего похож на отца, как Зейналь был больше прочих похож на Кассано. Они прятались в горах.
— Значит, царь недооценил его.
Куан пожал плечами. Они проходили мимо незарытой могилы. У края ямы стоял на коленях человек в разодранной одежде, голова его кровоточила в тех местах, где были вырваны волосы; он выл и плакал, содрогаясь неудержимо, как в конвульсиях. Женщина, стоявшая за ним, тоже плакала, пронзительно подвывая и причитая. Хотя Леонардо знал, что не следует заглядывать в могилу, он не смог удержаться. Там были только женщины и дети.
Леонардо и Куан миновали стражу из персов и мамлюков и вошли в мечеть. В большой зале было сумрачно и прохладно. Узорчатые молитвенные коврики были расстелены по всему полу, и свет проникал в высокую залу сквозь узкие сводчатые окна. Уссун Кассано сидел посередине залы. Волосы его лоснились от грязи, простёганная куртка и зелёный тюрбан были залиты чернеющей кровью, и руки тоже были в крови. Леонардо заметил на его руке серебряное кольцо — на это кольцо он не раз смотрел в долгие часы, когда в шатре вместе с Уссуном Кассано ожидал прибытия его сына; каким-то образом в его сознании это кольцо было связано с молитвами. На полу рядом с царём стоял стеклянный сосуд.
Сосуд с отсечённой головой его сына Зейналя.
— Где калиф? — шепнул Леонардо Куану, испугавшись вдруг остаться наедине с царём; но Куан молча повернулся и вышел.
Леонардо ничего не оставалось, как идти дальше, потому что Уссун Кассано уже смотрел на него. Глаза царя были широко раскрыты и налиты кровью, словно они смотрели прямо в ад, словно их внутренние огни осветили прореху в мире и показали царю его собственную смерть.
— Владыка Миров... — пробормотал Леонардо, стараясь не смотреть на сосуд, стоящий около царя; но всё же одним взглядом охватил всё до мельчайших подробностей; юное чистое лицо, холодные голубые, как стекло, глаза — они, собственно, и были стеклом, — густые рыжие волосы, стянутые тугим узлом на затылке, полные, крепко сжатые губы, высокие скулы, чуть скошенный подбородок. Если бы не кожа, желтоватая, как пергамент, это лицо могло бы принадлежать Уссуну Кассано. Эффект был пугающий.
— Теперь ты увидел двоих моих сыновей, маэстро.
— Я видел их всех, великий царь... на похоронах Унгермамета.
— Да, верно, — сказал Уссун Кассано, не сводя с сосуда пустых неподвижных глаз. — Ты их видел... но теперь ты воистину увидел всех, потому что это мой сын Зейналь, это дар Великого Турка. Я отплатил ему, отправив назад его послов изрезанными на кусочки. — Царь помолчал, размышляя, затем добавил: — Похоже, он держал у себя голову моего сына забавы ради. Как украшение для шатра.
— Но ведь ты же знал, что...
— Это случилось меньше года назад, — сказал Уссун Кассано. — Я молился, чтобы он был жив. Я думал, что Турок держит его заложником, потому что, когда я посылал послов в его столицу, Мехмед не отрицал этого. — Уссун Кассано тихо засмеялся. Затем едва слышно спросил Леонардо: — Помнишь, что я сказал тебе, когда убил моего сына? — И на миг замолчал, словно прислушиваясь к отдалённым голосам ангелов... или джиннов. — Но я убил двоих своих сыновей. — Он взял в руки сосуд, заглянул в мёртвые глаза Зейналя. — Теперь твоя очередь увидеть. — Уссун Кассано оглянулся на Леонардо, нетерпеливым взглядом требуя ответа.
— Я не могу вспомнить, повелитель, — сказал Леонардо.