— Пишет, читал отрывок… О чем? О себе, конечно. Я, сынок, не понимаю, старая стала. Ту книжку читала, а в рукописи неинтересно. А ты как, не пьешь? Что–то голос у тебя… Ну да, ну да… Валя не приехала? Нет? Господи ты Боже мой, что у вас случилось…
Наконец я не выдержал. Под увещеваниями матери, что не желаю проведать родного брата, подался к нему. Он жил почти на краю города в оставленной матерью первой квартире. Спустившись по поросшему лесом крутому склону в глубокую ложбинку, не спеша начал подниматься на горку, от вершины которой начиналась улица брата. На склоне рос молодой дуб. В прежние вылазки мать часто прижималась к нему, прося силы. Я посмеивался, но верил в чудодейственность этого ритуала. В одноэтажном длинном бараке дверь на застекленной веранде, лет десять назад построенной с моей помощью, была раскрыта настежь. Из кухни доносился гул голосов. Я настороженно огляделся. Володин «жигуленок» притулился к его же грузовому «ЗИЛу», вторая бортовая машина стояла со спущенными колесами на другой стороне улицы. Сквозь неплотно прикрытые железные ворота гаража виднелся лакированный капот еще одной легковушки. В гараже находился и склад товаров. Все раскрыто, брошено. Голодные куры копались в черной оттаявшей земле, в будке повизгивала собака. Стряхнув напряжение, дернул за ручку двери. На кухне где попало сидели ребята и девчата, на полу валялись выскочившие из коробок плитки шоколада, жвачки, пачки дорогих сигарет. Стол уставлен бутылками, завален нарезанным салом, колбасой. Брат стоял посреди комнаты и громко кому–то объяснял. Завидев меня, расплылся в полупьяной улыбке:
— О, познакомьтесь, писатель пришел. Алкаш, как там старуха?
— Нормально, — зябко передернул я плечами. — Послала проведать.
— Она вечно лезет не в свои дела. Тебя с первой женой развела, к нам вмешивается. Разрешаю приходить раз в год по обещанию, иначе спокойной жизни не видать. Проходи, садись, наливай, что хочешь, — он махнул рукой. — Освободите место.
Один из парней шустро подставил табуретку. Хмыкнув, я молча принялся собирать с пола разбросанный товар.
— Брось, писатель, один хрен бардак, — хорохорился брат. — Лучше выпей, хоть водки, шампанского, ликера. Можешь виски отробовать.
Я не ответил. Ребята притихли тоже, настороженно следя за моими действиями. Вдруг ясно осознал, что брат точно такой–же. Когда я впадал в запой, то переставал замечать деньги, вещи. Выкладывал все, что имел. Наконец две молодые женщины принялись помогать. Как и все в центральной России, они могли похвастаться лишь простенькой красотой. На кухне проступил какой–то порядок. Я заглянул в горницу. Бедлам еще похуже. Коробки перевернуты, из ниши книжного шкафа торчит угол картонки, набитой пачками денег. Купюры разбросаны везде. Сложив их на место, навел марафет и в горнице. Затащив товар из кухни, закрыл дверь. Ребята по прежнему следили за мной настороженно — неприязненными взглядами. Брат продолжал распинаться по поводу надуманных проблем, он чувствовал себя всемогущим хозяином.