В квартире тоже наведенный на скорую руку перед отъездом порядок. Значит, шакалы не решились на очередную акцию. А может, подействовало слово Царя. Как–то он предупредил местную шпану, что если кто войдет в дом к писателю, будет иметь дело с ним. Поставив чемодан, я снова вышел на улицу. Сосед на углу разговаривал с незнакомым мужчиной. Оглянувшись на поселковых авторитетов, я уверенно направился к нему, жестко спросил:
— Что ты имел ввиду, когда сказал, что отвечу?
— Не брали мы ничего, не брали, — снова начал оправдываться тот. — Сын на сигареты просит, а у меня денег нет. Дочка с тремя внучками тоже требует. Не видели твоих денег, понимаешь?
— А кто взял?
— Самому интересно. Ты знаешь, что после твоего отъезда мне какая–то сволочь бока наломала. До сих пор не разогнусь. Сын у дочери живет, потому что с ножами приходили.
— Деньги украли вы или корешки твоего сына.
— Смотрю, без бутылки здесь не разберешься, — усмехнулся сосед. — Давай зайдем в магазин, кое–какая мелочь завалялась.
— Пошли, — покосившись на мужчину, согласился я, решив довести дело до конца.
Но предполагаемый новый противник торопливо попрощался, отвалив в сторону. Мы отправились вдвоем. Возле высокой стойки, за которой разливали дешевую «красную муть», как всегда, народу было много. Сосед ваял бутылку вина. Прикончив ее, мы к выводу так и не пришли. Повторили. Затем еще. А потом банковать начал я.
Очнулся через несколько дней без копейки в кармане. Ни плаща, ни чемодана с вареньями — соленьями матери. В книжных шкафах добрались до русской классики, которую в прошлые разы не трогали. В памяти всплыла мужеподобная физиономия беженки — грузинки, снятой мной возле коммерческих ларьков, сизые морды знакомого татарина, спившегося художника, еще каких–то алкашей. После одного из походов в магазин татарина я застал за тем, что он сворачивал сорванный со стены старый потертый ковер, едва ли не единственную ценность в квартире. Завозмущался. В комнате находился друг Андрюша, еще кто–то, пьяные в умат. Татарин ударил кулаком в зубы. Упав на пол, я вскочил, бросился к нему снова:
— За что?! За что, поганый?!
— Еще? — с интересом спросил он. — Получай, интеллигент.
Андрей очнулся, испарился. Надо мной стояли корешки татарина, бомжи из подвалов ближайших домов.
— Слушай, Ришат, ножа нигде нет, — донесся из кухни голос одного из них.
— Жаль, — захрипел татарин. — Живи, интеллигент…
…Свернутый ковер стоял возле раскрытого настежь платяного шкафа. В дверь заглядывал Сэм:
— Живой, писатель?
— Не знаю…
— На опохмелись, — он вошел в комнату, осмотрелся. — Понятно… Царь поговорил с татарином, я тоже. Завязывай, это уже не интересно.
Два месяца я пытался подняться на ноги. Получил дивиденды по акциям Ростсельмаша, по другим ценным бумагам. Прислали даже от «МММ» Набралось сто восемьдесят тысяч. Карабкался изо всех сил, но подавленное состояние не покидало ни на один день. Наступил жаркий июнь. Я крутился среди ваучеристов на мелочи, в основном на перекидках. Если клиент приносил золото или доллары, которые не в силах был выкупить сам, отсылал его к коллеге, зарабатывая за наколку лишний червонец. На базаре все оставалось по прежнему. Ваучеристы из–за зверств шакалов один за другим попадали в больницы. Отлеживались и вновь шли на рынок. На многих завели уголовные дела, некоторые ходили под подпиской. Иной раз ограбленные до нитки, постоянно отстегивая ментам и другим блюстителям закона, они упорно не хотели расставаться с первоначальной призрачной мечтой. Стремился к ней и я, правда, теперь уже в надежде не потерять постоянный кусок хлеба.
В первых числах июня десять месяцев не бравший в рот спиртного Сэм сообщил, что Юрка Царь, не пивший и не куривший два года, сорвался. Пожаловался, что не может освободиться от навязчивого желания тоже. Я сказал, что держусь на пределе, боюсь любого шороха. Мы вели диалог у меня дома. Как раз в это время зазвонил телефон. Дочь как всегда просила помочь деньгами. Лишних не было, поэтому попытался отказаться.
— Папа, не верю, — неожиданно заявила дочь. — У тебя всегда были деньги. А нам с Лелей сейчас трудно.
Голос внучки щебетал поблизости. Я долго не баловал обоих, как Людмилу с Данилкой, мелкими суммами, подарками. Правда, Людмила по прежнему никогда не просила, удовлетворяясь тем, что приносил.
— Сколько нужно? — вздохнув, спросил я.