Из кухни позвали. Чайник, холодильник, стол табуретки громко разговаривали. Даже ложки с вилками не оставались в стороне от обсуждаемых проблем.
— Зайди в туалет, — сказал кто–то. — Там чеченец, он крадет чужих жен.
Я быстро вошел в туалет. Вместо водопроводного крана из стены высунулась голова чеченского хана скороной на макушке. Лицо сухое, жесткое, нос горбатый, под беспощадными зрачками бледно–синие мешки.
— Он появляется в квартирах, где красивые жены, — объяснили из плотно обступившей сзади толпы. — И втягивает в себя, когда они входят в туалет. Надо отрубить ему голову.
— Ах ты, скотина, — взорвался я, зверея. — И эта старая противная пакость переманивает молоденьких жен…
Сжав кулаки, изо всей силы врезал по короне. Чеченец моргнул, глаза налились кровью. Тогда набросился на него как волк на собаку. Ребром ладони бил и бил по шее, стараясь отрубить башку. Никакой боли не ощущалось, рука закаменела. У чеченца затряслись бледные мешки. Вскоре свалилась корона, обнажив голый череп. Изо рта потекла вода, язык вывалился. А я бил и бил, рубил наотмашь, со всей дури. Веки чеченца начали опускаться, он закрехтел. Вместо воды плотной струей брызнула кровь, голова чуть наклонилась, но держалась еще крепко. Я продолжал рубить, чувствуя, что силы иссякают, сознавая, если не справлюсь, беспощадный хан набросится на меня. Рубашкап взмокла, крудь распирало воспаленное дыхание. Стоящие вокруг притихли. Молча следили за происходящим. Юбашка чеченца накренилась еще, он уже хрипел, вместо глаз остались одни злые щели. Сзади хлопнула дверь. Через некоторое время в квартиру вошла пожилая соседка:
— Господи, что ты делаешь! — просунувшись в туалет, воскликнула она. — Опомнись, ты с ума сошел.
— Чеченца срубаю, — не оборачиваясь, ответил я.
Я выдыхался, пол под ногами заходил ходуном. Еще немного и остановлюсь. Если голова зависнет хоть на ниточке, то это конец. Чеченец возродится вновь и тогда силы его удесятерятся. И я рубил и рубил, до тех пор, пока он не и здал последний хрипящий вздох, пока в горле не забулькало. В последний раз яростью, предсмертной тоской сверкнули расширившиеся зрачки. Потом веки сомкнулись, голова чеченца упала в раковину. Побледнела, посинела, замерла, похожая на отрубленную голову ощипанного бройлерного куренка. Конец. Я вышел из туалета, бурно переводя дыхание. На кухне осталась пара молчаливых, притихших, медленно расворяющихся «гостей». Неожиданно в поле зрения попалась газета с фотографией чеченки с ребенком. Я понял, что это жена хана. Нашарив спички, поджег край. Газета вспыхнула, женщина яростно посмотрела на меня, она даже отстранила ребенка, готовая броситься и вцепиться зубами. В квартиру влетел высокий молодой мужчина в форме лейтенанта милиции. Вырвав пылающую бумагу из рук, бросил на пол, принялся затаптывать тяжелыми сапогами.
— Совсем спятил? — крикнул он. — Квартиру спалишь…
Я оттолкнул его в сторону, не подпускал до тех пор, пока газета полдностью не сгорела, превратившись в кучу пепла. Мент испуганно топтался рядом. Затем вышел за дверь.
— Писатель с ума сошел, — донесся с улицы голос собутыльника Андрея. — Занавески срывать начал, громить все подряд. Я было вмешался, он кинулся на меня. Пришлось убежать. А потом пожар устроил.
Выйдя на лестничную площадку, я едва не столкнулся с Сэмом. Тот отодвинулся в сторону.
— Срубил чеченца, — гордый за победу, сообщил я. — Отвалилась голова. Еле справился со звеорем…
Сэм сочувственно поцокал языком, невольно косясь на мои кулаки. В подъезд влетел длинный лейтенант, не решаясь подойти, кивнул в сторону выхода:
— Вперед, писатель, машина подана.
Снисходительно усмехнувшись, я вышел на улицу. Возле лавочек испуганно обернулись несколько пожилых соседок. На углу дома притормозил «Звапорожец». Шофер открыл багажник, принялся возиться с мотором. Лейтенант закурил, не спуская с меня настороженных глаз. Когда водитель снова уселся за руль, распахнул заднюю дверь, помог взобраться на сидение. «Запорожец» затарахтел, собираясь тронуться с места. В этот мосмент из подъезда выскочил Сэм, сделал отмашку:
— Я позвонил твоей дочери, сообщил, что тебя, вроде, в Ковалевку забирают, — подойдя к ветровому стеклу, отдал он домашние тапочки. Только сейчас я заметил, что сижу в машине разутый. — Да? — сказала она. Помолчала и положила трубку.