Врач отвернулся, направился в кабинет. Ухмыльнувшись, санитар Леша хлопнул по плечу:
— Жмурики, чего их бояться. Жара, морг переполнен, трупы текут. Антисанитария.
Весь день ходил сам не свой. Работа валилась из рук. Ну не приспособлен для выполнения подобных дел. Не то что боюсь, гребую, как всякий нормальный человек. Вечером объявился недовольный молдаванин. Я пожаловался, надеясь на его защиту.
— Поговорю. Не знаю, зачем впечатлительного писателя посылать, — пообещал он. — Здесь другая арифметика. Мы переодели, побрили, загрузили в гробы нескольких покойников, а бабки, и немалые, получил медперсонал. Ни копейки не отслюнявили. Буду сейчас ругаться.
Деньги, десять тысяч, ему удалось выбить лишь после отбоя.
— Вот шакалы, минимум по сто пятьдесят — двести штук с трупа в карман положили, а мне всего червонец, — возмущался он, морщась как от зубной боли. — Покойники текут, жрать ничего не могу… Суки, на чай в здешнем ларьке не хватит. Шакалье…
Всю ночь я промаялся, сон не шел. Одно дело, когда умирают в палатах, другое копаться в морге. Молдаванин не ложился вовсе, сидел в коридоре, потягивая сигареты не переставая. Руки тряслись, лицо серое. Чифир не помогал. Лишь под утро, не раздеваясь, он прикорнул на краю кровати. Я задремал тоже.
После завтрака нам вручили резиновые, на одну ногу, сапоги, лопаты, рукавицы. Молча мы направились к моргу. На углу уже стояла машина. Длиннющий барак с облетевшей штукатуркой, на одной стороне которого помещения для хранения вещей алкоголиков и дураков, кладовки для хозяйственного инвентаря, на другой тоже кладовки неизвестно для чего. Одну приспособили для морга. Когда отомкнули скрипучую деревянную дверь, я невольно попятился назад. Темное помещение примерно два на три метра, глубиной сантиметров семьдесят, представляло собой ужасное зрелище. Рассчитанное всего на два трупа, под которые были сколочены два, покрашенные солдатской краской ящика по обеим сторонам, оно вместило больше десятка наваленных друг на друга голых тел. Половой признак значения уже не имел. Кругом кровь, грязь. Густые темно–красные струйки стекали с дерева ящиков на распростертые на полу распухшие останки. От хлынувшего из кладовки запаха закружилась голова. Концы окровавленных тряпок, раздутые животы, вылезшие глаза, желтая кожа. От зрелища можно было сойти с ума.
Пришел врач с медсестрой, принесшей несколько старых простыней.
— Да-а, не кайф, — протянул он, не пытаясь зажать нос. — Чего стоите? Залезайте вовнутрь, ищите своих.
Молдаванин с церковником нерешительно переступили порог. Поначалу они старались не наступать на тела. Надев рукавицы, занялись переворачиванием их с места на место. На каждом на ляжке синими большими буквами были написаны имя, фамилия, номер отделения. Наконец, под низом, удалось обнаружить «своего» бомжа. Медсестра подала простыню. Ребята подсунули ее под останки. Взявшись с обеих сторон за углы, потащили наружу, ступая по рукам, другим частям тел. Это был мужчина.
Распластавшись на траве, он шумно вздохнул. Рот провалился, вместо него черная дыра, живот вздулся, яйца как два больших резиновых мяча, между которыми торчал опухший член. Голова тоже раздалась вширь. Раны кровоточат. Дав перевести дух, врач погнал снова:
— Давайте, давайте. Еще одного. Это не он? Нет, нет, подальше, придавленный остальными.
Молдаванин с церковником снова полезли вовнутрь.
— Я сейчас отрублюсь, — донесся голос одного из них. — Нечем дышать. Они шевелятся…
— Воздух выходит, — успокоил врач, внимательно наблюдая за работой. — Вон тот, кажется, наш. А ну прочитайте на ноге.
Ребята перебросили несколько трупов, те с лясканьем сползали обратно вниз. Наконец молдаванин сумел завести простыню. Подхватив ее за концы, попытались выволочь тело наружу. Церковник поскользнулся. —,
— Чего стоишь? — обернулся ко мне врач. — Лезь туда и помогай.
— Не могу, — задохнулся я.
— Давай, давай, писатель, — настаивал врач. — Будешь знать как пить, да сюда попадать. Запоминай хорошенько.
Набрав воздуха, я перекрестился и собрался было нырнуть в жуткое помещение. Ноги тряслись, голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Вспомнилось, как во время службы в армии мы, молодые солдаты, объезжавшие патрулем крохотный военный городок в бескрайней степи, были посланы в район ракетной площадки грузить останки бросившегося под поезд прапорщика. Его разрезало пополам. Голова с туловищем лежала по одну сторону рельс, ягодицы с ногами в сапогах — по другую. Ребята испуганно топтались на месте. Тогда майор, бывший фронтовик, вытащил из кобуры пистолет, зло ощерил рот: