— Привет, писатель, — широко улыбнулся он. — Ты, случайно, не в бомжи подался?
— Нет, — пряча пакет с бутылкой чая и кусками хлеба за спину, смутился я. — Домой направляюсь. Из гостей.
— В таком виде?
— Ну… Помогал, там, по делу.
— Не пойму. Снова, что–ли, ободрали?
— Да брось ты. Свои расклады. Как там у вас?
— Нормально. Скрипка урвал колечко за пятьсот штук, через полчаса толкнул за лимон двести. Семьсот тонн навара, старый козел. Ты в дореволюционном хламе не разбираешься?
— А что?
Сникерс подал серебряную табакерку. Сдвинув вниз по корпусу замок в виде серебряной ленты, резной, вокруг, я открыл крышку. Внутри славянской вязью темнела гравировка: «…лучшему жокею… победителю на скачках… от генерал–губернатора Ростова–на Дону…» Фамилия жокея оказалась армянской.
— Нормальная штучка, — возвратил я табакерку. — За сколько взял?
— За двести двадцать, по тысяче за грамм. — Сникерс небрежно бросил ее в бардачок. — Один купец уже предлагал четыреста пятьдесят тонн. Не отдал. На восемьсот штук потянет?
— Не знаю, надо проконсультироваться у Алика — нумизмата.
— Приправил, — хохотнул Сникерс. — Лучше в музей оттащу. Наградами не занимаешься?
— Какими?
— Жора за червонец купил орден «Красной звезды», значок второй степени «Отечественной войны», «гвардию» и медаль «За Германию». Отдает по дешевке, за двадцать пять штук. Если есть купцы, наварить можно неплохо.
— Не знаю… Посмотрю. Изменения какие произошли?
— По прежнему. Лана свой «мерс», который пригнала из Германии, пока не растаможила. На приколе стоит. Аркаша крутится в поте лица. Семейный подряд в полном составе. Изредка наведывается Данко — цыган вместе с братом, заимели дела на стороне. Короче, на нашем углу без изменений. В центре базара посложнее: выбывают — прибывают, кого кинули, кого замочили. У нас тоже криминала хватает, но держимся. Видишь «тачку»? Из Бреста пригнал, на продажу. В выходные оттарабаню на авторынок.
— Удачи, брат.
— Тебе тоже, писатель, — Сникерс выжал сцепление. — Приходи, твое место за тобой.
— Дай Бог.
Сверкнув лакированным задом, машина оторвалась от бордюра, влилась в густой поток на проспекте. Полиэтиленовый пакет за спиной вдруг прибавил в весе. В груди несколько раз подряд тяжело шевельнулось сердце. Прорвемся… твою мать. Устоим. Поднимемся-а.
Я невольно переступил с ноги на ногу, ощущая босыми пятками шероховатую поверхность асфальта.
4 ноября 1995 г. Ростов — Дон.