— Понимаешь, я должен проверить. А вдруг «фальшаки».
— Какие фальшаки?
— Фальшивые. У нас один уже хапнул десяток. С ленинградскими печатями.
— Нет. Нам в Морозовске выдали.
Она торопливо сунула руку за отворот курточки и протянула ваучеры мне. Взглянув на печати, я потер пальцем в том месте, где должно было быть магнитное пятно. На бумаге с водяными знаками ясно выступил желтый кружок. Пятен было два, но второе я проверять не стал. Ограничился тем, что затенил лицевую сторону ваучера. Под ладонью зафосфоресцировало голубое небо с белыми облаками, раскинувшееся над московской новостройкой.
— Все о'кей. Так, пятью пять — двадцать пять, — гордый тем, что девушка выбрала именно меня, я полез за деньгами. — Значит, двадцать пять тысяч.
Она мне тоже нравилась: и лицо, и гибкая фигурка. Как сказал бы цыган — обалденная вещь. Я с удовольствием осматривал ее с головы до ног.
— А я, знаете, боялась подходить к вам. Вы все такие — ваучеры, золото. Думаю, одни жулики. Облапошат и ищи потом ветра в поле, — продолжала тараторить девушка. — Это ж миллионы надо иметь, чтобы все покупать. У меня отец полжизни собирал.
— Ну-у, какие миллионы. Мы бедные, всего–навсего несколько десятков тысяч, — отсчитывая бабки, подмигнул я ей, как бы намекая, что она недалека от истины. — Пожалуйста, сударыня, получите.
— Ну да, ну да. Так я и поверила.
Девушка пересчитала деньги, сунула их в карман и, не сказав ни слова, смешалась с толпой. С сожалением причмокнув губами, я сунул ваучеры в карман. Хотелось поговорить с этой красавицей еще. Глядишь, что–нибудь вышло. Встречу назначить, или сразу домой пригласить переночевать. Деревенские, не распродав товар или опоздав на последнего извозчика, часто оставались на ночь. А у меня после развода с женой и размена трехкомнатной квартиры место для одной бабы нашлось бы. Да, все–таки возраст для мужчины не помеха. Женщинам в этом смысле сложнее. Эта мысль ласкала душу, я почувствовал, что оправляюсь от досадной оплошности, допущенной при расчете с кавказцами. Даже сплюнул, вспомнив их наглые морды. И вдруг глаза мои полезли на лоб. Лихорадочно перемножив пять ваучеров на три тысячи несколько раз подряд, я осел подтаявшим снеговиком. Вместо пятнадцати тысяч моя красавица увезла с собой в Морозовск двадцать пять. Ну, блин, это уже ни в какие ворота. Что за напасть такая. И ведь ни слова не сказала: пересчитала бабки, засунула подальше и молча испарилась. Кстати, какое сегодня число? Так и есть, двадцать пятое ноября — в сумме получается «семерка». Эта цифра успела измотать все нервы. Семь чудес света… седьмое небо… седьмое чувство… Ладно, шестое. Но есть и седьмое. В пору учебы в Москве на экстрасенса про «семерку» нам читали специальные лекции. Кашпировского из меня не получилось, даже на Чумака вряд ли бы вытянул. Но кое–какие знания получил. С их помощью приоткрыл завесы некоторых тайн. И вот, буквально минуту назад, возникла еще одна, почему передал бабки этой длинноногой пигалице? Чем таким заворожила, что напрочь отключился счетно–вычислительный мозговой центр. Собрав морщины на лбу, степным истуканом я надолго примерз к одному месту. Но тщетно. Поиск истины сводился к банальным понятиям: потеря контроля над собой из–за выпитого вина, идиотское умиление красотой девушки. То, о чем не вдаваясь в подробности, предупреждал Аркаша. Воистину, чем больше знаешь, тем меньше умеешь пользоваться этими знаниями. Аксиома, не требующая никаких доказательств.
Стряхнув оцепенение, я снял с пальто табличку и поплелся домой. На базаре проматывали мой «подарок» — сорок одну тысячу рублей. Водка тогда стоила сорок два рубля…
Вернулся на свое законное место, то есть на угол перед главным входом в рынок, только через неделю. Гудел с соседями по подъезду. Нечасто посещавший запой унес еще тысяч пятнадцать. Половину из этих денег, конечно, украли. Так что я пришел как бы заново. Ваучер к тому времени подрос в цене, за него уже давали четыре тысячи. Денег хватало лишь на три чека, не считая тех пяти, которые остались от сделки с девушкой из Морозовска.
— Эй, писатель, где ты пропадал? Ребята за тебя уже беспокоиться начали, — встретил меня непривычно длинной речью цыган. — Серега, который стоит внутри базара, сказал, что видел, как ты гнался за черными.
— Сто лет они мне не снились, — отмахнулся я, цепляя табличку на отворот пальто. — Запой, мать бы его… Почти все бабки пробухал.
— А-а, понятно. Слыхали про вашу слабость к «зеленому змию». Ты ж так ничего не заработаешь. И книжку новую не издашь. Теперь платить, наверное, надо?
— Надо, если спонсор не объявится. А, хрен с ней, раньше тоже не ахти как печатали, — дернув ногой, попытался оправдаться я. — почти пять лет марьяжили, пока сигнальный экземпляр в руках не подержал. А в центральных московских издательствах вообще срубили. Наши же, земляки, члены Союза писателей. Специально поехали и написали тамошнему начальству, что я неправильно себя веду. Ну не нужны нашему народу таланты и все. Короче, бардак был, бардак и остался.