— Это для таких, как ты, неприспособленных. На самом деле для кого бардак, для кого мать родная. Посмотри, сколько по всему периметру рынка «мерседесов» да «вольво» на стоянках припарковано. Так что, завязывай бухать и займись делом. Ваучеры есть?
— Пять чеков, — буркнул я.
— По четыре с половиной Пиджак берет. Братьям Достоевским не давай, они по четыре триста ломят.
— Понятно.
Я мысленно прикинул, что на той девушке, которой передал десять тысяч рублей, смогу заработать семь с половиной тысяч. И деньги почти вернул, и можно будет купить на два ваучера больше. Рассуждения прервал первый клиент.
— Почем? — толстым пальцем указав на табличку, спросил он. Это был грузный дядька лет под шестьдесят.
— По три тысячи, — по инерции бросил я, забыв, что за недельный запой ваучер подорожал.
— На, сто лет бы они не снились.
Дядька сунул медвежью лапу за полу тулупа и протянул мне три чека. Я быстренько сцапал их, не проверяя, запихнул в висящую на плече сумку. Все, кто занимался на базаре «прихватизацией», имели такие удобные сумки на замочках. Как говорится, дешево и сердито. Дешево потому, что их привозили хлынувшие неудержимым потоком с Украины спекулянты. Купон у них по отношению к рублю катастрофически падал, а цены росли. У себя на родине хохлы подметали с полок магазинов все подряд: колбасу, тряпки, электроприборы, телефоны, майонез и прочее. Волокли через границу, через таможенные посты, в приграничные районы России, чтобы продать за «русскую валюту», которая была потверже их несчастных купонов. Скоро, по словам очевидцев, у них на прилавках остались одни банки с маринованными огурцами и помидорами. Бедная, мясо–фруктово–сальная Украина, братья славяне. Вот до чего довел вас оголтелый национализм…
— Затеяли, мать бы их в душу, эту приватизацию, — сжимая в кулаке девять тысяч, сердито пробурчал дядька. — Не верю я в бумажки, никакого толка от них не будет. Только народ взбаламутили. Дурят и дурят, конца–края не видно. Тьфу, чтоб они там… Лучше б каждому по бутылке водки выдали.
Смачно выругавшись, дядька заскользил огромными валенками в калошах по замерзшим комьям земли. Я удовлетворенно потер ладонью о ладонь. Начало оказалось неплохим. Но денег осталось всего на один ваучер.
— Пиджак еще не приходил? — спросил я у цыгана.
— Он с центра базара начинает. Хочешь слиться?
— Ну. Восемь часов.
— Тогда гони к нему, а то он раскидает бабки. Потом только часа в два–три придет. Да и цена на торгах в Москве может упасть. Надо в одиннадцать часов сводку по транзистору послушать.
Я развернулся, вмялся в густое месиво из человеческих тел. Народ понес вглубь рынка на своих плечах мимо рыбных, фруктовых, майонезных рядов, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой. Наконец стало попросторней. Ряды пошли картофельные, свекольные, капустные. Но между морковью и выращенной в домашних условиях петрушкой стояли все те же маленькие баночки с майонезом. Сдав его оптом местным перекупщикам, хохлы торопились за новой партией. Налаженный челночный механизм действовал безотказно.
Пиджака нашел в начале центрального прохода. Плотным кольцом его окружили ваучеристы. Каждый хотел слиться побыстрее, чтобы вновь приняться за работу. Ребята отдавали себе отсчет в том, что приватизация, несмотря на заверения главного «приватизатора» Чубайса, может прекратиться в любой момент, потому что обстановка в стране была неспокойной. Уже поднимали головы приспешники водворенных в лефортовскую тюрьму лукьяновых, язовых и крючковых, исходили слюной руцкие с полковниками латышского происхождения. И все чаще холодный ветер на Красной площади полоскал алые стяги, раскачивал образы великих вождей — Ленина со Сталиным. Надо было спешить набить мошну. А потом, если что не так, залечь на дно с этой мошной под теплой задницей. Или вообще сдернуть из проклятой Богом страны на Запад. Благо, доллары с марками можно было приорбрести в любых количествах на каждом углу, а загранпаспорта сварганить буквально за неделю.
— По сколько берет? — дернул я за рукав знакомого ваучериста.
— По четыре шестьсот. Вчера на вечерних торгах чек покорил «пятитысячник», — полуобернувшись, тихо ответил тот.