— По сколько хоть приняли? — с дрожью в голосе поинтересовался я у Хохла, приехавшего первым.
— По двадцать пять тысяч, мать бы их за ногу, — со злостью сплюнул тот. — На пятнадцать штук с чека влетел.
— А на каком количестве?
Вопрос был абсолютно неуместным. Наверное, я надеялся успокоить себя тем, что другие потеряли большие, чем я, суммы. И получил положенный в таких случаях ответ:
— Пошел ты на хрен, — покраснел как рак от ярости Хохол. — Свои считай, долбаный писатель. Еще раз спросишь, заработаешь в лобешник, понял?
Я молча отошел в сторону. Хохол был здоровее, шире в плечах, психически неуравновешенный. Не раз его крепкий кулак опускался на потерявших бдительность подвыпивших мужиков. Впрочем, со времени начала приватизации нормальной психики не осталось ни у кого. Каждого ваучериста можно было смело отправлять под конвоем в Ковалевку с диагнозом «полное расстройство нервной системы». Никто из близ стоящих ребят даже не обратил внимания на вспыхнувший между нами конфликт. Они стали привычными, как утреннее приветствие. В одиннадцать часов дня новая напасть обрушилась на головы тех, кто еще не потерял надежды повыгоднее пристроить чеки. Ваучер упал еще на три тысячи.
— Теперь и по двадцать пять штук не возьмут, — нервно покусал губы Аркаша. — В конце компании объявят, что банки будут скупать чеки по номиналу и гуляй Вася.
— По десять тысяч? — съежился я.
— Нет, по сто штук за каждый. Только для тебя, — съязвил тот. И раздумчиво добавил. — Зря я не поехал со всеми. Или держаться уже до конца…
— Больше ничего не остается. Пан или пропал.
— У тебя сколько?
— Сто шестьдесят восемь.
— У меня полсотни, я переживаю, а тебе, гляжу, по фигу.
— Ну, только вся задница от пота в волдырях, — огрызнулся я.
До обеда время текло медленно, как река Янцзы в среднем течении. Мы нервно отбрехивались от населения, предлагавшего ваучеры. Избавившиеся от чеков ребята принялись накручивать потери скупкой долларов и золота. Никто из них не только не сходил в столовую, но даже пирожка не купил. Менты не досаждали тоже. Начальник уголовки, проскакивая мимо, с сочувствием поцокал языком. Гелик с бригадой оперативников переживали за нас как за родных, не заикаясь о сигаретах, о баночном пиве, тем более, шампанском. Слиняли куда-то и кидалы с многочисленными мошенниками рангом пониже. Наверное, все они понимали свалившиеся на наши головы проблемы. Купленные доллары, марки, теперь не прятались в трусы, подбрючные ремни, в другие потаенные места. Их просто складывали в наружный карман рубашки, нимало не заботясь о внезапной облаве. Нас предоставляли самим себе. Я продолжал крутиться на мелочевке баксов, на украинских купонах. Пусть слабенький, но навар. Один Скрипка банковал в полный рост. Когда к нему подходили с чеками, он радостно сообщал, что берет их по пятнадцать тысяч. В конце концов отчаявшиеся клиенты все-таки сбросили ему пять чеков, перед уходом не забыв покрыть отборным матом и его, и родное правительство.
— Зачем ты их взял? — недоуменно пожал я плечами. — Туалет обклеивать?
— Почему туалет? Вложу в какой-нибудь инвестиционный фонд, — осклабился Скрипка. — Торги пока еще не закончились, акции в цене. К тому же у меня не двести штук, как у тебя с Аркашей. И не по сорок тысяч.
Я было хотел презрительно хмыкнуть, но вдруг подумал, что в его намерениях есть какой-то смысл. Действительно, двери фондов все еще оставались открытыми. Правда, по приобретенным в девяносто третьем году акциям я получил в девяносто четвертом всего семьдесят тысяч — сорок от «Ростсельмаша» и тридцать от «МММ». По остальным, известным не менее «бабочек Мавроди», ни копейки. И все-таки первая отдушина наконец-то нашлась. Чем черт не шутит, тем более, сам Чубайс с Черномырдиным не скупятся на гарантии, хотя их в любой момент могут вышвырнуть из высоких кресел. Каждую осень «ЧП» всероссийского масштаба. Оглоедов, мечтавших повернуть реформы вспять, достаточно, начиная от местных ярых коммунистов, генеральных директоров крупных объединений, кончая столичными руцкими с зюгановыми. Потоптавшись немного, я снял табличку и быстренько пошагал на Пушкинскую улицу, где в грандиозном здании бывшей партшколы разместили чековый аукцион. Народу в огромном зале было как на похоронах Брежнева. Пока выяснил, что наивероятнейшие перспективы у «Газпрома» и «Норильского никеля», успел взмокнуть до носков. Мало того, престижные акционерные компании раскрыли двери для приема чеков всего на несколько дней и закроют их наглухо в последний день приватизации. Прикинув, что в запасе осталось немного времени, и что сейчас вряд ли удастся пробиться к окошкам операторов, я снова заспешил на базар. Все-таки живые деньги не воздушные без фундамента акции, на них можно крутиться как угодно. Перейдя Большую Садовую, уже в Соборном переулке, заметил небольшую группу бегущих по противоположному тротуару ваучеристов. Они направлялись в сторону ростовской биржи. Не мешкая, я развернулся за ними. Мы ворвались в здание ««Молкомбината» остервенелой оравой, запыхавшиеся, потные, поднялись по лестнице на второй этаж. И тут дорогу нам преградил сам Монте-Кристо.
— На сегодня все, ребята, — предупреждающе поднял он руки. — Деньги кончились, приходите завтра.
— С утра? — выдохнул кто-то.
— Часикам к десяти, к одиннадцати. Но цена может измениться. Сами понимаете, мы зависим от котировок на РТСБ.
— А по какой принимал? — поднялся я на цыпочки.
— По тридцать штук, — разворачиваясь, толкнул меня локтем в бок Серж Длинный. — Погнали обратно. Если Монте Кристо сказал, так оно и будет. Опоздал… твою сестру через дивизию.
Так, размышлял я, волочась по улицам родного города, коммерческие банки приняли у ребят по двадцать пять тысяч. Значит, наметился прогресс? Скрипка сегодня с пяти часов сорвал семьдесят пять штук. Он старый аферист, чутье как у гончей. Интересно, успел ли слиться Аркаша, у него пятьдесят чеков по сорок тысяч каждый. Или решил держаться до последнего? С такими мыслями я дотащился до базара. Скрипка радостно суетился, Аркаша нервно покусывал губы. В семейном подряде тоже наметилось оживление. Без расспросов стало ясно, что они уже в курсе и чеки придержали. Кроме Скрипки, конечно. На лицах ребят из команды Сержа отражалась явная досада. Понятно, кому понравится потерять с каждого чека по пятнадцать штук. Я снова нацепил табличку, занял законное место.
— Не хочешь приобрести серебряную «веревку»? Девятисотая проба, — вяло спросил занятый своими мыслями Аркаша.
— Монетная, на заказ, — догадался я. — За сколько?
— Не знаю, спроси у Ланы. У нее еще браслет мужской, с чешуйками.
— Она ж по серебру не работает.
— На купонах за счастье крутиться, а ты по серебру, — покосился в мою сторону коллега. — У тебя много налички?
— Ваучеров на шестьдесят, если брать как Скрипка, по пятнадцать. Может, попробовать разбавить? Все сумма влета будет меньше.
— А если завтра он вообще никому не станет нужен?
— Тогда один выход — вложить в какое-нибудь акционерное общество, чтобы деньги не превратились в дым. Елки-палки, никогда не везло, ни в одном прибыльном мероприятии. Ни с обменом денег, ни с подъемом чеков с долларами.