И вновь базар, погоня за «окорочками Буша». В среде ваучеристов все оставалось по прежнему, если не считать участившихся нападений со стороны шакалов да активизации кидал. Рослые заезжие грузины накололи Сникерса сразу на триста долларов. Мелочь по общим меркам, но неприятная. Если учесть, что он в последнее время вместе с Очкариком и другими парнями с базара взялся за перегонку из Бреста в Ростов автомобилей, то вообще не стоило бы заводить разговора. На границе Белоруссии с Польшей неплохой «жигуленок» или другая марка легковушки стоили на тысячу — две долларов дешевле, нежели в родных пенатах. Обычно ребята собирались в своеобразную колонну и рассекали воздух на прямых как стрела шоссе до ста сорока километров в час, невзирая на время суток, изредка сменяя друг друга во главе кавалькады. Все они крепко погорели с билетами Мавроди. Самая малая сумма влета составляла примерно четыре — пять миллионов рублей. Теперь же старались нагнать потерянное таким вот своеобразным образом. Голь на выдумки горазда, кто, конечно, не сосет по медвежьи лапу или не жует последний член без соли. После долгого перерыва вышел на рынок Семен Михайлович, у которого шакалы навели шмон прямо в квартире. Работал осторожно, на малых суммах. Сник старик, потомок изгнанных турками из Крыма армян. Приземлился.
В один из последних августовских дней на базар с утра пораньше заскочил Рыжий, сотрудник уголовки из городского отделения милиции, больше работавший по карманникам. Поздоровавшись с ребятами, попросил купить ему банку немецкого пива и пачку сигарет. Видно было, что вчерашний вечер он провел довольно бурно.
— Что там у вас нового? — когда Рыжий немного оклемался, спросил Серый, тоже бывший мент, перекинувшийся к ваучеристам с год назад. — Внеплановых провокаций не намечается по отношению к нам?
— Кому вы нужны, — отдуваясь, небрежно бросил Рыжий. — Кропаете без криминала и продолжайте дальше. Кстати, одного из ваших застукали на карманной краже.
— Кого? — заинтересовались мы. — Среди нас таких, вроде, не встречалось.
— Наркоту помните? Армянина, беженца из Азербайджана.
— Арутюна?
— Да, взяли с поличным прямо в трамвае. Карманы перепутал.
— Еще его тетка с нами стояла, — дополнил перечень примет Скрипка. — Симпатичная такая, полная. Двое малых детей.
— Теперь тетка трудится возле ЦГБ, на жвачках с шоколадками, — пояснил Аркаша. — Да, влип Арутюн. Гену Бороду раскрутил, к наркотикам приучил, и сам опустился.
— Так ему и надо, — насупился Сникерс. — Я никогда не доверял этому козлу.
Вскоре Рыжий отчалил. Внешне он больше походил на ростовского приблатненного корешка. Только быстрый цепкий взгляд из-под белых ресниц выдавал истинную профессию. Начал он как всегда с трамвайной остановки напротив. Через минуту след его затерялся. А еще через час ко мне подплыла полная дама в свободно сидящем дорогом платье.
— Так, ваучеры, купоны, монеты, кажется, доллары, — заскользила она лупастыми глазами по моей табличке. — Скажите, а золото вы берете?
— Само собой, — чуть подался я к ней. — Что у вас?
— О, мне нужен серьезный специалист.
— Надеюсь, разберемся. Показывайте.
— Это не ваша фотография под названием «Новые русские» была как-то напечатана в одной областной газете? — неожиданно спросила дама.
— В черных очках, в шляпе и кожаной курточке, — быстро среагировал я. — Нет, уважаемая, похожих ваучеристов на базаре полно.
— Но ваше лицо мне все равно знакомо.
— Вполне возможно. Я, знаете ли, не из последних. Рекорды Всесоюзные ставил, печатался, выступал по телевидению. Вы подошли, чтобы узнать, кто я?
— Нет, просто интересно. Кругом лица обычные, а у вас… знакомое, — окинув меня еще раз внимательным взглядом, дама вытащила из сумочки бумажный комочек. Сделав предупреждающий жест, я поманил ее вовнутрь магазина. Там, возле продавленного стола напротив зарешеченного окна, развернул сверток. В нем оказался тонкой работы перстенек с зеленым камешком посередине и двумя белыми по краям. Вытащив лупу, долго всматривался в камни. Несомненно это были изумрудик и два брюлика по ноль три карата, высокой чистоты.
— Сколько вы хотите? — спросил я.
— Не знаю, — дама с интересом следила за моими действиями. — Вы, наверное, разбираетесь больше.
Когда-то дочь проболталась подружкам, что я работаю на базаре и неплохо разбираюсь в ювелирных изделиях. Ей тут же принесли женский перстень, попросили предложить мне. Кто-то из отпрысков бывшего до перестройки торгового туза. Дама тоже напоминала члена мафии негоциантов. Когда я, приехав по звонку дочери, обследовал изделие, то пришел к выводу, что оно не стоит выеденного яйца. Девять старых алмазов расположились короной вокруг неродного гранита. Дочь чуть не пищала, что на этой веши можно неплохо заработать. Мне было жаль, что она вообще ничего не смыслит в драгоценностях. Вложив перстень в руку, я посоветовал вернуть его владельцам, и больше никогда не связываться с подобными «подарками». Месяца два она не звонила. Обиделась.
— Да, я немного разбираюсь, но хотелось бы услышать ваше предложение.
— Ну, тысяч восемьсот.
Я хотел сказать, что цена дороговата, что точно такие изделия в ювелирных магазинах хоть и стоят больше, лежат годами, потому что покупать их некому. Народ нищает. В этот момент в торговый зал быстро вошли двое щуплых парней в гражданской одежде. Я сразу понял, кто они на самом деле. В голове мелькнула мысль, что табличку, слава Богу, снял. Незаметно попытался отдать перстень даме.
— Не надо суетиться, — парни стали по обе стороны, одновременно загораживая выход на улицу. — Ну, что там у нас на сегодня?
— Женщина предложила оценить вещь, но я в золоте не соображаю, — зачастил я, поняв, что отпираться бесполезно.
Взгляд у дородной дамы стал тяжелым. Она медленно повернулась к одному из оперативников, презрительно скривила полные губы:
— Это мой перстень, как хочу, так им и распоряжаюсь.
— Конечно, — согласился опер. — После десяти лет заключений вам нужно на что-то жить. Но вы, уважаемая, до сих пор не вернули наворованного у государства во времена правления Брежнева и компании. Заберите вещицу, пройдемте с нами.
Даму увели. Ошалело покрутив головой, я направился к выходу из магазина. Слава Богу, пронесло. Но какие претензии можно предъявлять к человеку по прошествии стольких лет, пусть даже он занимался когда-то жульничеством. С этим вопросом я обратился к Аркаше.
— Да отстань ты, — раздраженно отмахнулся он. — Тут цепочку золотую потерял на пять граммов, а ты за какую-то бабу. Может, директором торга работала. При конфискации имущества ничего не нашли. Вот и следят до сих пор. Тебе от этого ни холодно, ни жарко. За собой смотри, а то погнал в магазин, никого не предупредив. Влип бы еще на соточку баксов…
Я поежился. То, что Аркаша посеял цепочку, особого сочувствия не вызвало. Мы часто теряли золотые вещи, второпях сунув их в любую заначку. Через микроскопическую дырочку в кармане или в сумке они, тяжеленькие, запросто выскальзывали на дорогу. Помнится, однажды нашел тоненькую цепочку с маленьким крестиком. Не успел пройти нескольких метров, ее уже не оказалось. Сумела проскользнуть между нитками шва.
— Дорого взял? — все-таки спросил я у Аркаши.
— Какая разница. За сколько бы ни взял — потерял.
— Дома получше поищешь.
— Карманы наружу вывернул, — покривился тот — На рынке, наверное, когда чеки сливал. У тебя они есть?
— Шестьдесят пять штук, едрена в корень. Те еще, по сорок пять тысяч. У меня как всегда, запоздалая реакция.
— Когда ты успел нахапать? — вылупился Аркаша.
— Пиджак брал по полтиннику, вот я и набил пакет.
— По тридцатке не берут. Беги сдавай, иначе снова как со ста шестьюдесятью восемью ваучерами будешь гонять по всему рынку.
— До Нового года далеко, — буркнул я. — Должны подрасти.
— Ну… я тебя вообще не понимаю. То ли дальновидный, в тот раз выкрутился, то ли жадный. Или полный дурак.
— Скорее всего, последнее. Сами прозвали писателем.
— Вот именно, приходят на рынок и бродят как ненормальные. Печатать не печатают, а от другой работы уже отвыкли. Классики.
— Неправда, многие устроились сторожами, столярами. В газетах пашут, в фирмах разных. Поэты одеждой, продовольственными товарами торгуют, теми же ежемесячниками, типа «Спид-Инфо». Так что наш брат ко всему приспосабливается.