— Отец Игоря, наверное, с ума сошел, — попытался представить я картину.
— Нет, поначалу вместе со всеми выдирал монтировками тело сына из машины. Представляешь, как живой, говорят, ни единой царапины. Только весь мягкий.
— Еще бы, мясо от костей отстало, — вздохнул Аркаша. — Отбивная.
Сникерс с другими перегонщиками стоял в стороне. Чувствовалось, что ребята еще не отошли от кошмара. Ахали кулечницы и пакетчицы, вечно поддатая Света стояла с мокрыми глазами. Очкарик никому не сделал плохого. Молодой, высокий, симпатичный, интеллигентного вида парень с белокурыми, гладко зачесанными волосами и внимательными голубыми глазами за прозрачными стеклами очков. Вот тебе и выгодный бизнес. Влетел на билетах Мавроди, решил попытать счастья на другом поприще. Сколько еще талантливых молодых ребят надут могилу в погоне за призрачным счастьем, в надежде вырваться, наконец-то, из вечной нищеты. А скольких убьют подонки. Или сопьются, останутся калеками. Не надо новой революции с шашками наголо, с пулеметами в упор, с Чапаевым впереди. Она уже идет, тихая, незаметная. Количество жертв, скорее всего, будет одинаковым…
Октябрь уж наступил. Гремит под ногами латунно — бронзовая россыпь листьев. Низовка с Дона пощипывает ступни прохладным дыханием. А базар бурлит по прежнему. Адский котел с чертями — правителями наверху. Кто высунулся — тому щелчок по носу, если, конечно, не успел скрыться в райских заграничных кущах, как руководители фирмы «СЕАБЕКО». Им уже ничего не страшно, жрут икру ложками, выписывают для забав Лещенко с Добрыниным. Последний во время гастролей часто рассказывает, как грохнулся на спину на скользких киевских подмостках его закадычный друг Миша Шуфутинский. Без устали повторяет, что он мужчина, не Киркоров, за одно выступление меняющий десяток костюмов, тем более, не обворованный гомик Пенкин. Врет, наверное, хотя застиранная рубаха колхозных расцветок, брюки не проглаженные, свисают с широкого тощего зада мешком из дорогого черного материала. Зато карманы набиты валютой, после концерта выбор королевы зала. Цветы к подножию, шампанское от благодарных поклонниц. Малина. Билеты до тридцати штук. Полтора часа поревел вполсилы и считай бабки, не ошибись.
К Людмиле я ходить перестал. Бесполезно. Тянуло к Данилке, ох как тянуло. Маленький еще, беспомощный. Слава Богу, что государство выдает бесплатный кефирчик с другими смесями. Иначе — хочешь, не хочешь — глотай, брат, как большинство взрослых сограждан, пустой картофельный супчик. Ваучер сник сморщенным членом у дряхлого старика. Ни слуху, ни духу. Кто-то говорил, что в Москве, вроде, продолжают принимать… по восемь тысяч рублей. Туда одна дорога около ста штук, овчинка выделки не стоит. Я продолжал приносить пакет на базар в надежде на лучшие перемены, на случай, наконец. А так в основном крутился как все, на том, что Бог подбросит. Общественная приватизация земли неизменно откладывалась Думой на туманное будущее. И без земельных ваучеров наварчик был. Вертись, не ленись, бери пример хоть с семейного подряда, хоть с рядом стоящих, и тогда можешь позволить себе на завтрак икорочку под японскую магнитофонную сурдиночку. Все возможно, если покрутить не тупой башкой по разным сторонам. И на Канарах отдохнуть, и вызвать на дом пятидесятидолларовую за час интердевочку. Или, на худой конец, снять мягкую смазливую хохлушечку, всего лишь за предоставление ей возможности переночевать в твоей квартире. На дворе не лето, в гостинице дорого, на вокзале жулик жуликом погоняет. Затаскивай в постель, наслаждайся бесплатным удовольствием. Так я и поступил. Когда за мелкими баксами в очередной раз подошла молодая симпатичная колбасница, включил долгое время пребывавший в резерве прием прожженного обольстителя. Заиграл словами, как виртуоз клавишами баяна. Бабенка клюнула, пожаловалась, что сегодня вряд ли успеет распродаться, что предстоит беспокойная с товаром ночь на забитом мошенниками ростовском вокзале.
— Разве в городе нет знакомых? — с сочувствием поинтересовался я. — Не может быть.
— Были, у подруги. Но она в этот раз не поехала, а мне самой напрашиваться на ночлег стыдно. Да и пьют там.
— Проблема, — я нарочно растянул паузу подольше. — Если хочешь, поедем ко мне. Лишний диван имеется.
Женщина чуть приоткрыла пухлые губы. Плутоватая улыбка тенью мелькнула на приятном лице. Она прекрасно поняла, что отдыхать ей на диване придется не одной. Я видел, как борется она с противоречивыми чувствами. Дома, на Украине, муж, голодные дети. Купон обесценился до такой степени, что им за позор обклеивать стены туалета — обои из простой бумаги стоят дороже.
— Сейчас так поступают многие из ваших, — ненавязчиво намекнул я. — И квартира с удобствами, с телевизором, и чаек горячий, и товар в целости — сохранности. Утречком с ясной головкой, без всяких проблем, прямо на рынок.
— А вы далеко живете?
О, эта дистанция через вежливое «вы». Конечно, ей двадцать с небольшим, мне почти полтинник. Но, пардон, я стремлюсь компенсировать возраст чисто городским воспитанием, дам вам больше, потому что вращался в элитарных обществах. А что, простите, дать можете мне вы, сударыня, кроме своего молодого тела? Бесконечные разговоры о ценах на колбасу и картошку? На выходки пьяного мужа и непослушного ребенка?
— Вторая остановка от площади Ленина по проспекту Октября. Пятнадцать минут езды на общественном транспорте, — чувствуя, что имя великого вождя пролетариата по прежнему внушает доверия больше остальных аргументов, намеренно включил я его в список ориентиров. — Остановка автобусов за твоей спиной, трамваев — троллейбусов тоже.
— Не знаю, — она все еще боролась с внутренними чувствами. Наконец понизила голос. До этого вела себя раскованно, теперь была связан интимной тайной. — Ты долго здесь будешь стоять?
— Как обычно, до вечерних сумерек.
— Только не подходи ко мне, потому что несколько женщин — колбасниц из нашего поселка. Я приду сама.
— Я тоже не хочу, чтобы дома у тебя были неприятности, — согласился я. — Буду ждать на этом месте.
— Тогда поторгую подольше. Вчера, представляешь, пришлось отдать пару палок колбасы контролерам, а сегодня омоновцы потрясли одну из наших, — она уже полностью доверилась мне. — Стоять невозможно, один за другим.
— А вы работайте на пару. Одна в сторонке с товаром, вторая торгует.
— Бесполезно. Если не имеешь влиятельного любовника или не даешь взяток, все равно вычислят. Теперь каждый отвечает за себя.
Молодая женщина ушла. Таким как она, стремившимся сохранить достоинство и верность до конца, больше всего и не везет. Если отдадутся, то бесплатно. Недаром на Западе женщина, получившая за постель деньги, автоматически заносится в разряд проституток. Обходящиеся без подарков и покровительства, считаются порядочными. Вертихвостки с Украины давно без страха носят на шее по нескольку золотых цепочек, потому что сумели предоставить свое тепленькое гнездышко какому-нибудь члену из правоохранительных органов. Одна бывшая замухрышка располнела, озолотилась. Забыла, когда прятала доллары под юбку. А дома за двумя малыми детьми смотрит муж. И в то же время, как еще выскочить из грязи, заработать на кусок хлеба. Нашему правительству наоборот открыть бы границы, пусть тащат, снабжают более дешевой колбасой население тоже полуголодной России. Нет, надо платить. Хоть телом, хоть деньгами заимевшим власть на местах тупорылым. Зато для вывоза янтаря из Калининградской области, для воровства ценных металлов и нефтепродуктов из других районов России границы открыты настежь. Грабьте, дорогие недавние сограждане вкупе с жадными иностранцами, но к нам ничего дешевого, необходимого не завозите. Сами с усами…
День прошел буднично, если не считать бурной дискуссии ваучеристов вокруг старинной иконы. Ее приволокли два подозрительных типа, утверждавших, что «доска» шестнадцатого века. Скрипка тщательно обнюхал ее со все сторон, соскреб с угла слой краски.
— Рублев, о чем говорить, — издевался над ним Сникерс. — Или Феофан Грек.
— Но икона старинная, — мычал про себя Скрипка. — Мореный дуб.
— Да подделка это. Хороший реставратор за месяц десяток наштампует. Мореный дуб… Сам ты дуб дубом.
— Вообще что-то есть, — предположил со стороны Аркаша. — Краска в несколько слоев, не масляная. Дерево звенит.
— У тебя в башке, — не сдавался Сникерс. — Обычная сосна с деревообрабатывающего комбината. Полежала в специальном растворе и готово.
— А краска?