Все разворачивалось как при замедленной съемке. Отравленная рука неотвратимо опускалась на лицо Маккензи.
106
Залевски ускорил шаг, пригнувшись, чтобы уклониться от пуль людей Вэлдона, ведущих по нему огонь с противоположной лестницы. Он стремился подняться наверх прежде или хотя бы одновременно с ними, чтобы помешать им скрыться.
Воздух то и дело разрывали выстрелы, эхом отдававшиеся от стен огромной комнаты. Оставшийся внизу Вламинк не давал охранникам расслабиться и стрелял, стоило кому-то из них высунуться из укрытия.
Едва поднявшись наверх, Кшиштоф понял, что проиграл. Последний охранник выбирался наружу через отверстие в потолке в середине галереи. Прицелившись, Кшиштоф нажал на спуск. Коротко вскрикнув, охранник свалился на пол.
Поляк пересек галерею и в свою очередь достиг выхода.
Перешагнув через труп, он, держась начеку, ухватился за края люка, чтобы выбраться наружу. Высунул голову, убедился, что действительно оказался на противоположном, северном склоне холма. Уши закладывало от поднявшегося сильного ветра. Чуть пониже телохранитель разглядел беглецов. Выбравшись из люка, он опустился на колени, чтобы прицелиться, но очертания спускавшихся по склону фигур стремительно растворялись в ночном мраке. Стрелять по ним значило впустую тратить патроны. Кшиштоф убрал револьвер в кобуру и помчался вдогонку.
Он нырнул во тьму, перепрыгивая через разбросанные повсюду старые камни и стараясь не споткнуться. Чем дальше, тем сильнее он разгонялся, приходилось притормаживать, чтобы не полететь вниз кубарем. Он уже настигал их. Силуэты охранников впереди проступали все отчетливее. Но тут у подножия холма, рядом с каким-то строением, загорелись два красных огонька. Задние фары машины.
107
Все продолжалось какую-то долю секунды, но время словно остановилось, и Ари казалось, что он умер тысячу раз. Отравленная рука Борджиа снова и снова приближалась к его лицу и падала на него, подобно неумолимому лезвию гильотины.
Маккензи и сам не знал, где он нашел силы, чтобы увернуться в самый последний миг. Помогло остервенение, унижение, а может, воспоминание о Поле Казо, друге, поплатившемся за алчность Доктора жизнью. Рывком Ари удалось освободиться.
Рука убийцы опустилась в нескольких сантиметрах от его лица.
Маккензи немедля перекатился на живот и вскочил на ноги. Борджиа с упорством автомата начал выпрямляться, но тут Маккензи схватил почти потухший факел, валявшийся у него за спиной. Зажав древко обеими руками, он с диким воплем бросился к противнику и, действуя факелом как бейсбольной битой, ударил его по лицу.
Нанесенный с размаху удар, в который Ари вложил последние силы, оказался сокрушительным. Взметнулись искры, и голова убийцы с сухим треском мотнулась вбок.
Борджиа мешком рухнул на холодный камень. Не теряя ни секунды, Ари с горящими от ярости глазами нанес ему второй удар, на этот раз сверху вниз. Факел вспорол тьму, и череп Борджиа с хрустом раскололся.
108
Сквозь свистящий в ушах ветер Кшиштоф расслышал характерный стук дверцы. Еще одна тень промелькнула у него перед глазами. Последний из беглецов. Один из троих не успел сесть в машину.
Поляк на бегу вытянул руку. Выстрелил один раз, потом второй. Фигурка вдруг замерла и с глухим стуком упала на землю. Но Кшиштоф не останавливался. Он не знал, кого подстрелил, — Доктора или простого охранника. Сейчас только одно имело значение: не дать внедорожнику уехать.
Он был уже совсем рядом, когда раздался шум двигателя. Выстрелил еще два раза. Первая пуля застряла в кузове, вторая вдребезги разбила заднюю фару. Все впустую, а у него осталась последняя пуля. Надо метить в шину.
Поляк замер, пытаясь задержать дыхание и чувствуя, как стучит кровь в висках, и прицелился в заднее правое колесо. В тот самый миг, когда он нажал на спуск, машина сорвалась с места. Он промахнулся.
Кшиштоф испустил вопль ярости, бессильно наблюдая, как внедорожник исчезает среди деревьев.
Он сделал еще несколько шагов и увидел у своих ног убитого им человека. Охранник. Простой охранник. Доктору удалось уйти.
109
Запыхавшийся Ари на несколько секунд замер на коленях у тела Борджиа, словно желая убедиться, что тот действительно мертв. Он испытывал смешанное чувство избавления и печали. Ощущение пустоты. Казалось, он уже пережил эту сцену несколькими неделями раньше, в Италии.[74] Там был другой убийца. Другая борьба за жизнь. Другой труп. Долго ли еще ему бежать? Противостоять врагам? И все ради чего? Во имя истины или мести? Кому и что он должен доказывать? От чего убегать? Неужели всю свою жизнь он будет находить какой-то смысл в этих бесконечных расследованиях? Сейчас в его сердце царил один-единственный образ. Ему не хватало Лолы. В глубине души он знал, что и сегодня все сводилось к ней: к этой его неудаче, к этой тоске и боли. Вдруг в рации раздался голос Залевски, возвращая его к реальности: