Он припарковал старую англичанку возле дома у Порт-де-Баньоле. Сюда он приехал не раздумывая, словно необходимость увидеть отца была продиктована инстинктом самосохранения. Выключил двигатель, с трудом выбрался из машины и, цепляясь за перила, поднялся по лестнице.
Нетвердо держась на ногах, Ари потер лицо ладонями и выпрямился. Как обычно, старик, шаркая подошвами, долго подходил к двери.
— Здравствуй, папа.
— Надо все время менять имя, если не хочешь, чтобы тебя обозначили.
Ари тяжело вздохнул. Он закрыл за собой дверь и прошел за отцом в гостиную. Раз в жизни он не исполнил свой ритуал — не стал убираться на кухне, пока Джек Маккензи смотрел телевизор. Вместо этого наполнил два бокала виски и сел рядом со стариком.
— Держи, папа.
— Доктор говорит, мне нельзя пить.
— Доктора все придурки, папа. Держи. В Каол Айла cask strength[78] больше пятидесяти градусов, оно только поднимет нас на новую высоту.
Шутка заставила семидесятилетнего старика улыбнуться. После чего с пресыщенным видом он включил телевизор.
— Как ты себя чувствуешь, папа?
— Раскрытым и заподозренным в реформаторских и мессианских наклонностях.
— Ты меня достал. Не надо все время пялиться в телевизор. Лучше бы пошел прогулялся, погода отличная.
— Я говорю все шиворот-навыворот, чтобы сказать что-нибудь настоящее.
Ари пожал плечами и отпил глоток виски, поудобнее устраиваясь в кресле. Голова кружилась, но это ощущение нельзя было назвать неприятным. Здесь он, по крайней мере, чувствовал себя на своем месте. В правильном месте. Возможно, единственном, которое способен выносить. Безумие отца даже успокаивало его — таким оно было верным и неизменным.
Наконец Джек выключил телевизор и посмотрел на сына:
— Ты схватил убийцу Поля?
На этот раз Ари едва ли не пожалел, что отец задал ему осмысленный вопрос. Уж лучше бы продолжал молчать.
— Да, папа… В каком-то смысле.
— То есть?
— Он мертв.
Старик кивнул:
— Значит, тайна Виллара в безопасности…
Борясь с опьянением, Ари подвинулся поближе к отцу:
— Нет, папа, все шесть страниц давно уже найдены, и…
— Да-да, про шесть страниц я все знаю. Ари, я еще не совсем впал в старческий маразм. Я сумасшедший, но это не то же самое. Нет. Я говорю про седьмую страницу.
Ари нахмурился:
— Седьмая? Какая еще седьмая страница?
По лицу старика скользнула улыбка:
— Тссс…
— Какая седьмая страница, папа?
Джек оперся о подлокотники кресла и медленно встал. В своем поношенном халате он с усилием пересек комнату и открыл ящик под телевизором. Плохо соображавший Ари проводил его озадаченным взглядом.
Бурча что-то себе под нос, Джек порылся в ящике и наконец извлек из него большой пожелтевший конверт, вернулся и протянул его сыну.
Аналитик медленно открыл конверт, изумленно поглядывая на отца:
— Что это такое?
Вместо ответа старик снова сел в кресло, взялся за пульт и включил телевизор.
Ари дрожащими пальцами вытащил старый пергамент, стараясь его не повредить. Он тут же узнал руку Виллара из Онкура, а вверху страницы — знак ложи компаньонов долга, в которую входили его отец и Поль Казо: «L:. VdH:.». Он не поверил своим глазам.
— Как получилось, что мне никто не сказал о существовании этой страницы? И почему… ты не говорил мне, что она у тебя, папа?
Ответа не последовало. Джек снова погрузился в дивный мир своего неврологического слабоумия.
— Я… я считал, что ты давно покинул ложу и все бросил, — настаивал Ари. — Как вышло, что…
Он не закончил фразу, осознав, что больше ничего от отца не добьется.
Смирившись, он опустил взгляд и рассмотрел старинный пергамент. От виски у него перед глазами все расплывалось, и несколько раз он сморгнул.
В отличие от шести остальных страниц на этой не было никакого текста на средневековом пикардийском диалекте. Ни единой надписи. Только рисунок.
И этот рисунок представлял собой не что иное, как звездную карту. Обычную звездную карту, какой ее себе представляли в XIII веке.
Ари прикусил губы. Он не был уверен, что понимает смысл этой седьмой страницы. Наверное, этот тот самый документ, который так отчаянно искал Доктор. Что же он означает? Какое тайное послание Виллар из Онкура хотел передать потомкам при помощи этого жалкого наброска?
Он осторожно убрал пергамент обратно в конверт и обхватил голову руками.
77