Решив, что уже может двигаться, он было попробовал подойти к двери и тут же понял, что головокружение только усилилось. Будто он принял анестетик. Руки и ноги словно налились свинцом, в висках стучало. Может, ему просто надо выйти на воздух.
Выйдя из кабинета, он, спотыкаясь, пошел к лифту. Оказавшись в кабине, он с трудом сумел нажать на кнопку первого этажа. Чем дальше, тем хуже он видел, малейшее движение давалось ему с трудом.
Когда лифт наконец открылся перед просторным холлом, Стефан Друэн двинулся к выходу, борясь с усиливающимся головокружением. Все вокруг бешено вертелось.
Ночной охранник, заметив, как его шатает, поднялся со стула:
— Месье Друэн, с вами все в порядке?
Но молодой человек едва расслышал его голос. Теперь уже его легкие отказывались впускать в себя воздух. Голова, казалось, вот-вот взорвется. Выйти. Внутри кричал голос, приказывая ему выйти. Словно одеревеневший, он преодолел последние метры, отделявшие его от стеклянной двери, и тут под ним подломились ноги. Он упал на колени, не в силах продолжать борьбу.
Он никак не мог понять, что с ним происходит. Это не простое головокружение. Причина не в том, что он слишком переволновался. Нет. Все куда серьезнее. Значительно серьезнее. В чем же дело?
Из последних сил он приподнял голову. За стеклом ему померещилась фигура мужчины, опиравшегося на трость. Почему-то он понял, что мужчина следит за ним. Потом все поле зрения заполонили мельтешащие цветные пятна.
Стефан Друэн подумал о своей коллеге, о том, что они вдвоем раскопали. Удастся ли когда-нибудь предать всю правду гласности? Потому что он тоже сейчас умрет. Это очевидно.
Сердце вдруг перестало биться, и Стефан тяжело повалился на большую стеклянную дверь. Он со всей силы ударился о нее лицом, так что нос с сухим треском сломался. Тело медленно сползло на пол и застыло. Над ним, петляя, словно речка, по прозрачной поверхности стекала струйка крови.
24
Будучи человеком предусмотрительным, я всегда старался тратить деньги бережливо и с толком. Переписывая для своих заказчиков векселя и документы на владение, я быстро понял значение недвижимости, ценность камня. И вот, как только у меня завелись деньги, я прикупил несколько домов, сперва небольших, а затем и побольше, чтобы привести их в порядок и извлекать из них выгоду. С годами я приобрел много строений, с некоторыми из них я вдобавок получил прекрасные виноградники. Эти-то вложения и стали источником моего якобы необъяснимого богатства, которому столь многие завидуют.
В 1370 году я женился на даме Пернелле, которая овдовела во второй раз и тоже имела кое-какой достаток. Так у нас двоих собралось немало земных благ, и не правы те, кто все еще смотрит на них с подозрением.
Мои завистники часто забывают о том, что это состояние также позволило мне заниматься благотворительностью. Пернелла, любимая мною больше всего на свете, разделяла со мною эту склонность к добрым делам, и мы немало роздали церквям и беднякам. Когда двадцать лет назад она скончалась, все ее имущество отошло к церкви, и я никогда и не помышлял претендовать хоть на малую его часть. Когда наступит мой черед, а это случится очень скоро, моя славная горничная Марго Кенель унаследует большую часть моего добра, что позволит ей воспитать свою дочь Колетту, которая была так добра ко мне.
Дома не только принесли мне достаток, но и позволили дать кров самым обездоленным. И сейчас, когда я обращаюсь к тебе, читатель, я укрылся в Париже, в подвале своего прекрасного дома на улице Монморанси. В этом доме я поселил четыре нуждающиеся семьи. И признаюсь, что их счастье радует меня больше, чем все золото мира.
25
К вечеру Ари добрался до улицы Монморанси.
Пока Ирис не удалось узнать настоящее имя таинственного Вэлдона, но один след она уже нашла: адрес, по которому этот загадочный человек жил сейчас или прежде… Когда она назвала улицу и номер дома, Маккензи сперва подумал, что это шутка.
Если верить источникам Ирис, Доктор жил в доме 51 по улице Монморанси. Адрес был прекрасно известен Ари, как и всякому, кто хоть скольконибудь интересуется эзотеризмом. Это здание не только одно из самых старинных в Париже, дом также известен тем, что некогда принадлежал Николя Фламелю, переписчику, жившему в XIV веке и, по легенде, проникшему в тайну алхимической трансмутации.