– Нет, насколько мне известно. А почему вы спрашиваете?
– А до пенсии на какую компанию он работал?
– Ни на какую. У него была должность в докторской школе университета Пьера и Мари Кюри.
– Он преподавал?
– Немного. Думаю, он прежде всего был исследователем. Но, как я вам уже сказала, об этом мне мало что известно.
– Вам обо всем мало что известно.
– Пошел ты на хер! – вырвалось у нее.
Она тут же прикусила язык, сообразив, что только что оскорбила сотрудника правоохранительных органов, но ее глаза по-прежнему сверкали гневом и гордостью.
Ари не мог скрыть удивления, затем расхохотался. Молодая женщина начинала ему нравиться.
– Только не на службе.
Он поднял бокал с виски:
– Ваше здоровье!
Поколебавшись, Мари чокнулась с ним.
– А все-таки в какой службе вы работаете? – спросила она, отпив глоток.
– В госбезе.
Она усмехнулась:
– Вот оно что… Тогда понятно.
– Сожалею, если был с вами невежлив.
– Проехали…
– Оставьте мне свои координаты на случай, если у меня будут к вам другие вопросы.
– Что, легавый, используем служебное положение, чтобы брать у девушек телефоны?
– Хоть какая-то польза от этой работы…
Она улыбнулась и написала свой номер на краешке скатерти.
– А вы позвоните мне, если что-то узнаете о моем отце?
– Само собой.
– Ну-ну.
С недоверчивым видом Мари поставила на стол бокал с виски и нервно затушила сигарету.
– Постарайтесь в будущем не разыгрывать из себя сыщицу и не пытайтесь сами вести расследование… Вы не знаете, на кого можете нарваться.
– Например, на легавого.
– Поверьте, это далеко не самое худшее.
Она медленно кивнула:
– Вы так и не представились.
– Почему же. Представился, когда показал вам удостоверение.
– Я не успела прочитать.
– Ари Маккензи.
– Очень приятно.
Она допила виски и встала.
– Мне пора. Через час у меня кастинг. А мне еще надо подготовиться.
Ари поднялся следом за ней и протянул ей руку.
– О’кей. Ни пуха ни пера, – сказал он на прощание.
Она поблагодарила и быстро ушла. Маккензи смотрел, как она удаляется в своих джинсах с заниженной талией и в такой короткой черной майке, что видна нижняя часть спины.
Если она обернется…
Но она не обернулась.
28
Полагаю, я могу утверждать, что мое ремесло дает мне немалые преимущества в познании человеческой природы. Ведь я только и делаю, что выслушиваю себе подобных, взираю на них и переношу на пергамент обрывки их жизни, которые они диктуют, слепо доверяясь мне. Писарю не стыдятся поведать о своих страхах, надеждах, желаниях, а порой и о лжи.
Я давно наблюдаю людей и осмелюсь утверждать, что весьма хорошо их знаю. Мне ведомы их недостатки, достоинства, их сильные и слабые стороны. Бесспорно, интересными их делают их различия, но именно то, в чем все они схожи, со временем стало казаться мне особенно привлекательным.
После того что мне пришлось вынести по их вине – всего того зла, которое они причинили нам с Пернеллой своей клеветой, – я мог бы поддаться презрению и взирать на своих современников с осуждением и ненавистью, лелея свои обиды. Однако я люблю их куда больше, чем способен выразить.
Я люблю людей не за то лучшее, что в них есть, а за их пороки. По-другому их любить невозможно. Я люблю в них лжеца и лгунью, люблю труса и эгоиста, того, кто заставляет прочих плясать под свою дудку. Люблю жестокость взрослого, как и жестокость ребенка, отрывающего лапки муравью, люблю циника, безумца, люблю всех, ибо все они в чем-то схожи со мной. Только не лги самому себе, почтенный читатель. В каждом из нас живет и лжец, и трус, и властолюбец, жестокий циник и безумец. Уметь распознавать их в себе и в других воистину спасительно, ибо такая общность слабостей тем и замечательна, что избавляет нас от одиночества.
И пусть рождение и смерть – это два испытания, которые мы не можем разделить ни с кем, пусть наши прибытие и уход из этого мира неизбежно отмечены печатью обособленности, тем больше должно ценить то, что объединяет нас с ближними между этими двумя событиями, пусть это и не самое прекрасное, что есть в человеке.
Я стал писать, чтобы распознавать или выявлять у вас эти слабости, которые, к великому моему облегчению, лишь подтверждают, что я немного похож на вас.
29
Часов в семь, поздоровавшись с посетителями, которых встречал здесь почти каждый вечер, Ари со своими книгами расположился за обычным своим столиком в «Сансер».
Он позвонил Кшиштофу на мобильный:
– По-прежнему ничего?
– Ничего. Никто не входил и не выходил.
Ари попросил друга понаблюдать сколько возможно за предполагаемым жилищем Доктора, чтобы узнать, появится ли он там. Впрочем, что-то подсказывало Маккензи, что Вэлдон давным-давно не бывал на улице Монморанси, а значит, вряд ли зайдет туда именно сегодня. Но, чтобы его где-то найти, с чего-то надо начать.
– О’кей. Спасибо, старина. Держи меня в курсе, если что-то произойдет.
Ари отключился. Ему казалось, что он вернулся на несколько месяцев назад, в то время, когда охранник, как и Ирис, помогал ему в расследовании дела о тетрадях Виллара из Онкура. Их непобедимая троица снова вступила на тропу войны, и, пожалуй, это ему по душе.
Ирис обещала сразу перезвонить ему, чтобы сообщить, что ей удалось накопать о Чарльзе Линче, а он тем временем собирался побольше разузнать о заголовке на папке, которую забрал на улице Монморанси – «Summa Perfectionis – Р.rubedo», и о нарисованном под ним знаменитом глифе Джона Ди.
Насколько он помнил, книга под названием «Summa Perfectionis» представляет собой латинский перевод арабского трактата, посвященного алхимии. Что же касается «Р.rubedo», возможно, это чье-то имя. Поль Рубедо? Пьер Рубедо? Вообще-то больше похоже на псевдоним, чем на настоящую фамилию. Само слово «Rubedo» о чем-то смутно ему напоминало. Может, это одно из многочисленных имен Доктора? Надо будет проверить.
Решив начать поиски с «Summa Perfectionis», он раскрыл первый том Энциклопедии алхимии.
Едва Ари начал листать книгу, как на столик легла чья-то тень.
– Добрый вечер, Маккензи.
Ари поднял голову и широко улыбнулся при виде тонкого личика и взлохмаченных волос официантки.
– Привет, Бене.
– Похоже, вам намного лучше…
Он пожал плечами:
– Терпимо.
– Дайте угадаю: вы влюблены?
– В вас? Да, давным-давно.
– Дурачок! – фыркнула она с притворным смущением. – Скажите, мне это снится или вы и правда принесли с собой работу?
Маккензи взглянул на разложенные на столике книги и записную книжку.
– От вас ничего не скроешь, Бенедикт.
– Обалдеть! Выходит, у вас вновь появилась мотивация для работы?
– Похоже на то.
– Круто! Замечу, что это круто! Только не просите принести минералку.
– Нет-нет, виски, как всегда. А вы, значит, торчите здесь до самого вечера?
– Ну да… Слышали новый девиз нашей прекрасной страны: работай допоздна…
–…не получишь ни черта. Как не слышать. В полиции это весьма распространенная практика.
– Издеваетесь? Да я впервые бог знает за сколько недель вижу вас за работой!
– Сам удивляюсь.
– Вы только не беспокойтесь, Марион будет позже. Опля! Бокал виски безо льда! Сию секунду, капитан!
– Я не капитан, а майор.
– Вы нарочно так говорите, чтобы я вышла за вас замуж.
Она весело удалилась, а Маккензи вновь погрузился в чтение. Он прочитал много статей в трех принесенных им справочниках и сделал в черной записной книжке несколько заметок.
«Summa Perfectionis», или «Вершина совершенства», в самом деле оказалась старинной книгой. Одной из тех, которые в Средние века ошибочно приписывались Джабиру ибн Хайяну.