– Нет.
– Нечувствительность к боли. Это чрезвычайно редкое генетическое заболевание.
– Это, наверное, и правда удобно…
– Да нет, боль, дорогой Марк, – необходимое условие выживания. Больные врожденной анальгезией то и дело обжигаются, сами того не замечая, прикусывают себе язык во время еды, наносят раны… У них больные суставы, потому что они слишком много времени проводят на ногах и не переворачиваются во сне. Когда они больны, то не ощущают первых симптомов недуга… Поэтому все они умирают преждевременно.
– Но ведь вашему Борджиа за пятьдесят…
– Справедливое замечание, Робертс. Вместо того чтобы считать эту болезнь проклятьем, он превратил ее в источник силы. Надо гнуться вместе с ветром, друг мой.
Доктор поднялся и направился в угол комнаты. Здесь на столике было приготовлено все необходимое для чайной церемонии. Прежде всего он несколько раз ополоснул горячей водой керамический заварочный чайник. Потом открыл резную деревянную шкатулку и отрезал кусочек прессованного чая – судя по консистенции, хорошо выдержанного.
– По легенде, Дзигоро Кано открыл «путь гибкости», наблюдая суровой зимой за ветками вишни. Самые толстые ветки ломались под тяжестью снега, а самые гибкие – гнулись и легко освобождались от своего врага.
Озадаченный Марк Робертс наблюдал за тем, как Доктор завершал чайную церемонию. Ничего не скажешь, старик никогда не перестанет его удивлять. Он готовил свою бурду, тщательно соблюдая древний ритуал, с поразительной элегантностью, словно на глазах у множества зрителей.
– Для таких людей, как мы с Борджиа, «путь гибкости» – лучший способ избавиться от врагов. Налить вам чаю?
– Спасибо, нет. А таблетки, которые он то и дело принимает? – сказал Робертс, возвращаясь к прежней теме разговора. – Как я могу доверять человеку, который без конца глотает лекарства?
Вэлдон с дымящейся чашкой в руках снова сел за стол.
– Напротив. Это лишнее доказательство его исключительности, – пояснил он с саркастической улыбкой. – Он не лечит свой недуг, а делает его сильнее, страшнее и эффективнее. Хлорпромазин – антипсихотик, успокоительное средство, применяемое при лечении психозов, например шизофрении…
– Ну и к чему вы ведете? В том, что ваш Борджиа – шизофреник, никто и не сомневается.
– Отнюдь. Борджиа в здравом уме. Просто этот нейролептик подавляет эмоции. Таким образом, благодаря врожденной анальгезии и нейролептикам, которые Борджиа пьет горстями, он вообще не чувствует боли – ни физической, ни эмоциональной.
– Да он чудовище.
– Скорее произведение искусства.
49
Ари выбрал отдельное сиденье в скоростном поезде, чтобы никто не отвлекал его в пути. Он хотел без помех еще раз прослушать аудиофайл на своем мобильном. Поезд отправлялся на рассвете и должен был за каких-то три часа довезти его до Парижа. Времени как раз хватит, чтобы навести порядок в своих заметках.
Ари устроился в кресле поудобнее, надел наушники и включил запись. Он не был до конца уверен, что правильно понял кое-какие места.
– По-твоему, здесь мы можем говорить об этом без опаски?
– Лучше так, чем по телефону, Стефан.
Определенно, это запись разговора Сандрины Мани и ее коллеги Стефана Друэна. Сделана она как раз в то время, когда женщина докопалась до пресловутого скандала, о котором упоминал ее муж. И видимо, предпочла сохранить аудиофайл… Чтобы остался хоть какой-то след, улика, если с ней что-нибудь случится. К несчастью, ее опасения оправдались. Ари внимательно вслушивался в голос, звучавший с того света, словно требуя правосудия.
– Ладно, слушаю тебя.
– Похоже, я наткнулась на нечто чудовищное.
– Ну да, я так и понял. И в чем там дело?
– Если коротко, то, сдается мне, все, что нам известно о вывозе колтана из ДРК, – только верхушка айсберга. Изучая концессии на рудные разработки в провинции Киву, я обнаружила, что большинство из них принадлежит картелю многонациональных компаний.
– Но это и так все знают. Что тут такого?
– Да, но никто не знает, что картель получил эти концессии не напрямую от конголезского государства.
– Тогда от кого?
– Ты мне не поверишь.
– А все-таки?
– От МФП.
– От МФП? От экологов?
– Именно. От наших славных экологов… Меня это тоже удивило, вот я и решила собрать сведения об их организации. Тут-то я и упала с небес на землю.
– Ничего себе…
– Сначала меня удивило, что руководители фонда все как один – воротилы бизнеса. Из пятидесяти членов исполнительного комитета двенадцать входят в первую сотню самых богатых людей мира, по данным Форбс. А двое – в первую десятку рейтинга.
– Ну ничего себе! А вообще-то, представь себе, миллиардеры сейчас обожают прикрываться благотворительностью. Это называется charity business.
– Не спорю, но надо же и меру знать! Одно дело, когда миллиардеры дают деньги неправительственным организациям ради имиджа или чтобы сэкономить на налогах, но, когда их столько среди активных членов правления, это как-то настораживает…
– Конечно.
– Так или иначе, МФП поддерживает весьма тесные связи с крупными предприятиями, которые не так-то просто представить себе в роли защитников животных… Я слегка в шоке оттого, что одна из двух крупнейших сетей фастфуда в мире вкладывает столько денег в защиту природы…
– Чего не сделаешь ради коров, ведь без них конец гамбургерам!
– В любом случае цель фонда – защита диких животных и сохранение их естественной среды обитания – не может не трогать широкую публику. Ну а если приплести к этому их борьбу против глобального потепления, то выйдет политкорректнее некуда.
– Ясно… Короче, ты хочешь сказать, что в неправительственную организацию по защите природы проникли акулы бизнеса? И ты всерьез полагаешь, что эти бизнесмены прикрываются фондом, чтобы заполучить концессии на добычу колтана?
– Я не полагаю, я в этом уверена. Больше того, Стефан… Внутри МФП определенно существует особая скрытая структура, чья деятельность наводит меня на подозрения.
– Секта внутри секты?
– Вроде того. По сути, в МФП работает какой-то секретный научно-исследовательский отдел.
– Секретный отдел в неправительственной организации? Ты шутишь!
– Нет. Что-то вроде отдела R&D,[51] понимаешь? Сообщество ученых, которым ну очень хорошо платят, причем плоды их трудов засекречены.
– Странно. К чему МФП отдел R&D, а главное – почему секретный?
– Засекречено не само его существование, а скорее предмет его деятельности. Официально отдел занимается исследованием фауны и флоры, биогенетикой и тому подобным…
– А неофициально?
– Вот тут-то собака и зарыта. Хотя погоди, сейчас поймешь. Отдел создан обоими основателями МФП. Первый, Алан Робертс, был богатым южноафриканским бизнесменом. Понимаешь, о ком я?
– О владельце «Робертс. Ltd»…
– Вот-вот. Тебе знакома его история?
– Нет… Слышал только, что это миллиардер от табачной промышленности. И что он умер.
– Ну да, три года назад. Он англичанин и в пятидесятых начинал в Южной Африке как производитель папирос. Вскоре его компания контролировала около тридцати процентов африканского рынка. Этот колоссальный успех позволял ему приобретать элитные западные предметы роскоши и вкладывать деньги в финансовые, горнодобывающие и промышленные компании. Сейчас компания «Робертс. Ltd» занимает третье место среди производителей табачных изделий. И этот промышленник, торговавший табаком по всему миру, о котором поговаривали, будто он никак не забудет апартеид, если ты понимаешь, о чем я…
– «Южноафриканский табак тоже загрязняет руки».[52]
– Так вот, этот промышленник основал неправительственную организацию, которой миллионы людей ежемесячно посылают деньги во имя защиты природы.
– Какая ирония. А кто второй?