Судя по всему, рисунки были сделаны во время странствий Виллара по Европе. Тут и архитектурные сооружения, геометрические фигуры, мифические персонажи, религиозные сцены, строительные чертежи, символические и эзотерические наброски.
Так что полученная мною рукопись на первый взгляд представляла собой путевой дневник странствующего строителя. Но, приглядевшись к ней поближе, я быстро понял, что в ней скрывается нечто большее. Вскоре я убедился, что манускрипт Виллара из Онкура в действительности – немой страж немыслимого сокровища…
51
Ари сошел на перрон и по пути к привокзальной парковке снова попытался дозвониться до Мари Линч. Но и на этот раз услышал автоответчик. Ее молчание беспокоило его все больше и больше.
Чутье подсказывало ему: в истории этой молодой женщины концы с концами не сходятся. С самого начала ему пришло в голову, а не скрывает ли она какую-то тайну. Как-то не верилось, что она по чистой случайности одновременно с ним оказалась на улице Монморанси. Впрочем, когда он приходил в квартиру ее отца, не похоже было, что она чего-то не договаривает. Ему не терпелось выяснить с ней отношения. А возможно, просто хотелось ее увидеть. А то, что она не отвечала на звонки, только распаляло его желание.
Он вошел в один из лифтов, ведущих к парковке. Спустившись на четвертый подземный этаж и заслышав томные и сладкие звуки скрипок, разносившиеся между рядами, он не сдержал улыбки. Кто-то однажды провел исследование, доказывавшее, что число изнасилований на парковках снижается, когда там передают этакую слащавую музыку. Маккензи вынужден был признать, что нужно иметь чертовски извращенное либидо, чтобы испытать возбуждение от игры Андре Рье. Он сел в свой кабриолет MG-B и тронулся с места, немедленно включив автомагнитолу на полную мощность.
Заиграла кассета с любимыми песнями, не сменяемая уже года два, так что ничего другого в машине Ари и не слушал. Из гнусавых динамиков, словно предостережение водителю, раздался голос Джона Фогерти:
I see the bad moon rising
I see trouble on the way
I see earthquakes and lightnin’
I see bad times today.[54]
Маккензи опустил верх, включил задний ход и вывел свою старую англичанку из длинного ряда машин. Жизнерадостный рев «Криденс клиэруотер ривайвал», перекрывая шум мотора, предпринял отчаянную попытку заглушить чопорный скрипичный вальс.
Выбравшись с парковки, Ари поехал прямо к площади Насьон в дрожащих испарениях парижской жары. На полпути он почувствовал, что в кармане вибрирует мобильный. Он надел хендс-фри и ответил на вызов Ирис Мишот.
– У меня одна хорошая новость и одна плохая, – объявила она.
– Сначала давай хорошую.
– Это и вправду он. Жан Лалу и есть Доктор.
– Ты уверена?
– Ну, насколько можно быть в чем-то уверенным, когда человек использует столько псевдонимов. Но думаю, это он. И, если тебе интересно, сейчас я составляю его биографию.
– Перешли ее мне, когда закончишь. А плохая новость?
– Твой приятель Малансон только что угодил в больницу.
– Что с ним?
– Легкое отравление каким-то нейротоксином.
Ари побледнел:
– Как он?
– К счастью для него, доза была ничтожной. Опасности для жизни нет.
– Вчера вечером мы побывали в кабинете Сандрины Мани и Стефана Друэна. Оба умерли от какого-то нейротоксина. Там-то он и отравился.
– Тогда бы и ты пострадал. А ты в порядке.
– Если только этот яд не проникает через кожу, – возразил Ари.
– Он дотрагивался до чего-то, к чему ты не прикасался?
– К клавиатуре компьютера.
– По-твоему, так и были убиты Мани и Друэн?
– Возможно. Тогда все сходится. Чрескожный нейротоксин на клавиатуре компа. Все-таки непонятно, почему не было других жертв. Между смертью Сандрины и ее помощника прошло какое-то время: яд бы выдохся. Если только его не нанесли на их клавиатуры в разное время.
– Да. Или Сандрину Мани отравили в другом месте. Друэн умер через несколько мгновений после того, как спустился вниз. Тут все логично. Возможно, твой друг Малансон – просто случайная жертва.
– Все может быть.
– Заедешь в Левалуа? Я передам тебе то, что у меня есть на Жана Лалу.
– Нет. Хочу заскочить к Мари Линч. Она все утро не отвечает на звонки. Мне неспокойно. Ты на нее ничего не нашла?
– Ничего.
– Разузнай что-нибудь о болезни Хантингтона. Ты говорила, что от нее умерла ее мать. Мари могла унаследовать это заболевание…
– О’кей. Посмотрим, что мне удастся нарыть.
– Будем держать друг друга в курсе.
Он отсоединился и сразу же позвонил Малансону.
– Ари? Это ты?
– Да… Я все знаю. Как ты?
– Отличный фокус с отравленным японским виски, засранец ты этакий!
У Ари камень с души свалился. Если Жером способен шутить, значит, все не так уж страшно.
– Говорил же я, что для тебя оно крепковато. В другой раз привезу тебе «Сюз».[55]
– Ах ты гаденыш!
– Когда тебя выпишут?
– Сегодня вечером. Отравление легкое. Но мне теперь придется объяснять шефу, как меня угораздило отравиться тем же нейротоксином, что Мани и Друэн.
– Главное, ты жив.
– Ты, конечно, здоровехонек?
– А то. Думаю, яд был на клавиатуре компьютера. Сам видишь, не зря я не доверяю этим железкам. Информатика убивает.
– Вроде я уже упоминал, что ты засранец?
– Я тебя тоже очень люблю, Малансон. Ладно, пока, я за рулем. Расскажешь потом, как выкрутился с начальством?
– Ага…
Перестав волноваться за здоровье друга, Ари отсоединился и свернул в проулок. Он начнет с квартиры Мари Линч. Если девушки там не окажется, он заедет в квартиру ее отца.
52
Когда солнечный луч, пробившись сквозь занавеску, разбудил Мари Линч, она не сразу сообразила, где вчера отрубилась. Ответ пришел, стоило ей повернуться в постели.
Вот черт. Как его зовут? Надо хотя бы вспомнить его имя, если он вдруг проснется.
Даже комната была ей незнакома. Они завалились сюда посреди ночи, Мари смутно припоминала, что он зажег пару свечей. В их неверном свете, плохо соображая после выпитого, она мало что разглядела. Они занимались любовью один, может быть, два раза. В памяти всплывали неясные картинки, но, кажется, он был совсем не плох. Ее все еще влекло к нему, а это вообще-то хороший знак. Их феромоны совместимы. Красивая спина, офигенные плечи… Она приподнялась на локте и рассмотрела лицо мужчины, с которым провела ночь.
Порядок. Милашка. Точно, вспомнила. Этот парень участвовал в реалити-шоу, которое я не смотрела. Самомнение размером с Эйфелеву башню. К счастью, и член у него под стать. Черт возьми, зовут-то его как? Ну я и шлюха…
Стараясь не шуметь, она встала с постели – матрас лежал прямо на полу – и принялась собирать одежду, разбросанную от самой двери.
А где сумка? Надеюсь, я не забыла ее в баре.
Пошарив взглядом, она вышла в гостиную, осторожно притворив за собой дверь. При дневном свете квартира утратила свое очарование. Места меньше, чем ей показалось вчера, всюду беспорядок и пахнет затхлостью. Пепельницы забиты окурками и остатками косяков, повсюду громоздятся грязные чашки и стаканы, валяется одежда, и похоже, очень давно… На диване среди всякого хлама ей наконец удалось откопать свою сумку.
Мари Линч взглянула на мобильный. Четыре пропущенных вызова от Ари Маккензи. Она нахмурилась. Что надо этому легавому? Догадался, что она от него что-то скрывает? Или нарыл какую-то информацию? Поморщившись, она бросила мобильный в сумку и зашла в ванную, чтобы по-быстрому привести себя в порядок. Порывшись в мужской косметике, она еле нашла, чем умыться. Потом надела вчерашнюю одежду. Достала из сумки косметичку, чтобы хоть как-то подправить помятую физиономию. Оставаться красивой при любых обстоятельствах.
Вставила в уши наушники айпода и принялась наносить тональный крем. Первые фортепьянные аккорды из композиции Брайана Ферри, низкие и печальные, достигли ее барабанных перепонок. Голос английского певца заставил Мари вздохнуть. Не то чтобы ей не понравилось. Наоборот. Возвышенный и нежный перепев песни Боба Дилана, которую отец часто слушал в оригинальном исполнении. Но для Мари это еще и мадлена Пруста,[56] чей вкус неизбежно погружал ее в хандру.