Миф об Александре
Кто не помнит стихотворения Роберта Грейвса, в котором поэт воображает, будто Александр Великий не умер в Вавилоне, а отстал от своего войска и углубился в недра Азии?[27] Проплутав немало по неизведанным странам, он встретил войско желтых людей и, поскольку умел лишь воевать, вступил в его ряды. Прошло много лет, и однажды в день выплаты жалованья Александр с удивлением посмотрел на золотую монету, которую ему вручили. Он узнал изображение и подумал: «Это я велел чеканить такую монету в честь победы над Дарием, когда был Александром Македонским».
Творение и поэт
Индийский поэт Тулсидас[29] сочинил песнь о Ханумане[30] и его обезьяньем войске. Прошли годы, и царь заключил его в каменную башню. В застенке он принялся медитировать, и из этой медитации возник Хануман вместе с обезьяньим войском, и захватил город, и вторгся в башню, и освободил его.
Евгеника
Одна дама из высшего общества с такой страстностью влюбилась в некоего господина Додда, пуританского проповедника, что умолила своего мужа позволить им лечь в постель, дабы зачать ангела или святого; позволение было получено, однако ребенок родился обычным.
Нищенка из Неаполя[32]
Когда я жил в Неаполе, у двери моего дворца стояла нищенка, и я всегда бросал ей монеты перед тем, как сесть в экипаж. Однажды, удивившись, что никогда не слышу от нее благодарности, я посмотрел в ее сторону. А приглядевшись, увидел, что принимал за нищенку ящик, выкрашенный в зеленый цвет, полный красной земли и полусгнивших бананов...
Бог оставляет Александрию[33]
Около полуночи, как рассказывают, среди унылой тишины, в которую погрезили Александрию страх и напряженное ожидание грядущего, внезапно раздались стройные, согласные звуки всевозможных инструментов, ликующие крики толпы и громкий топот буйных, сатировских прыжков, словно двигалось шумное шествие в честь Диониса. Толпа, казалось, прошла сквозь середину города к воротам, обращенным в сторону неприятеля, и здесь шум, достигнув наибольшей силы, смолк. Люди, пытавшиеся толковать это удивительное знамение, высказывали догадку, что это покидал Антония тот бог, которому он в течение всей жизни подражал и старался уподобиться с особым рвением.
Ученица
Красавица Цзы Ши нахмурила брови. Безобразная мужичка, увидев ее, застыла в изумлении. Очень захотелось ей стать такой же; нарочно пришла она в дурное настроение и насупилась. Потом вышла на улицу. Богачи заперлись на ключ и не высовывали носа; бедняки похватали детей и жен и убежали в другие края.
Девятый раб[35]
Владетель Ширвана,[36] или Албании, Ибрагим поцеловал подножие императорского трона. Его приношения состояли из шелковых тканей, коней и драгоценных каменьев, а по татарскому обычаю, в каждом из этих отделов было по девяти предметов; но один склонный к критике зритель заметил, что рабов было только восемь. «Девятый раб — я сам», — возразил Ибрагим, заранее приготовившийся выслушать этот упрек, и его лесть была награждена улыбкой Тимура.
Победитель
Образец иного сострадания явил собой Гимилькон,[37] который, одержав в Сицилии великие победы, но потеряв много людей от болезней, обрушившихся на войско, вступил в Карфаген не с триумфом, но в трауре, с распущенными волосами и в жалком одеянии раба; по приходе домой он, не говоря никому ни слова, наложил на себя руки.
27
28
29
30
31
«
34