И влага шумная всё помнит Океан,
И капля хладная воды крещальной
Скользнула с плеч, упала в Иордан
И стала там жемчужиною тайной.
И, розовея там, на дне веков,
Она вдруг засветилась, загорелась,
И тут Вода с Огнем сплелись и спелись,
Огонь поплыл рекой среди песков.
Как будто бы Марк и Лука
Срослись спиной, а пересохшими губами
Шептали вместе, влажными глазами
Смотрели в небо, рыб держа в руках.
Когда-то две чудесных рыбы,
Собой пять тысяч накормив,
Жар крови в них собой затмив,
Вдруг в саламандры обратились.
Земля оседлая зашевелит плечом,
Она живет — по ней ступал Господь.
Она освящена — в ней спит Адам,
Как зерна в ней прозябнет плоть.
Огонь священный жив, он, под землей горя,
Как Лазарь заметался в пеленах,
И вместе сразу Пламя и Земля
На четырех бормочут языках.
Орел захлопал крыльями,
Заклекотал Матфей,
На землю кровь лилась из ран,
Земля мычала. Шел ангел средь мечей.
В одежде, сшитой из живых ночей,
Неумиравший вьется Иоанн…
Когда касался дождь его плечей,
То становился осиянным,
А Время все растет, а из него —
Четыре нераздельных неслиянных.
1994
ДЕВОЧКА И КРЫСА
Девочка шла с крысой на плече,
Крыса распласталась, как погон.
Этому никто не удивлялся,
Потому что это — древний сон.
Крыса живо-живо посмотрела,
Гладит девочка ей корнеплодный хвост,
А сама — серее, чем картошка,
Не пошла еще ни в цвет, ни в рост.
Снег их кроет сереньким пушком,
Удивляясь древности союза,
Крыса дышит в тонкое ушко —
(Но напрасно) — как немая Муза.
1994
КОЛОДЕЦ-ДУБ
Пробился ключик посреди
Пустого дуба,
Он поднимается весной
До среза, где была вершина,
Да молния ее сожгла.
В колодец этот возвышенный
Посмотрит птица, пролетая,
И забывает — где юг, север,
Да и зачем сей глаз мерцает.
И говорят — в году раз ночью
Там что-то будто вдруг вскипает,
Оттуда с шумом, плеском, пеньем
Всплывает лешая русалка,
На мир посмотрит — и обратно
Несется вниз в жерло глухое.
И я кругами там ходила,
Как кот прозрачный и ученый,
И думала: сей дуб есть образ
Безумца, пифии, пророка.
декабрь 1994
ТОРГОВКА
У ног Обводного канала
Она баранкой торговала.
В ее лице (их было целых три) —
Одно белело круглое, как рама,
Другое из него одутло выступало,
А третье — просто пятачок,
Бутон или густой цветок.
Который не приманит никогда
Пылящих мимо насекомых,
И полувдвинутой трубой
Смотрела в окна незнакомых,
В закатное нагое солнце,
Пот утирая полотенцем.
1994
ЗАРУБЛЕННЫЙ СВЯЩЕННИК
В церковь старушка спешит
(Непременно надо согбенную),
Ворона кричит через размокший снег,
Со слезой радуется
Здешний навек человек.
Тает в углу мертвец
С молитвой, ко лбу прилипшей,
Может, впечатается в кость
И отпрянут духи под крышкой.
Священник, погибший при начале конца,
Похожий на Люцифера и Отца,
Немного светский и слишком деятельный,
Но избранный в жертву (назло чертям?),
Может, кровью своею — верите ли? —
Пропитает ворону, старушку и храм.
Снег не просыплется больше в юдоль,
Разве снизу пойдет — от земли — в январе?
Наша скоро утихнет боль,
Но выступит соль на топоре.
1992
ЗАБРОШЕННАЯ ИЗБУШКА
Печален старичок, допив настой на травке,
И думает коту, лежащему на лавке: