К Хэммонду и Хелен Венделл она испытывала чувство большой благодарности за проявленную ими доброжелательность. В то же время она в чем-то и винила себя. Она подозревала, что эти нелады с самочувствием также были связаны с инъекцией, сделанной ей Глоуджем.
Беспокоило то, что все это проявлялось столь БУРНО. “Но сейчас-то мне уже совсем хорошо”, — успокаивала она себя, печатая груду бумаг, которые Хелен Венделл набросала в ее корзину. В голове Барбары бродило множество планов и проектов. В десять часов Хелен вызвала ее и, как обычно, вручила кейс, набитый разными документами.
В это время…
Глоудж проснулся чуть позже семи часов. Барбары все еще не было дома. Полный недоумения, он побрился электрической бритвой и позавтракал в соседнем баре. Подкрепившись, доктор поехал к дому Стрезера. Убедившись, что молодой человек у себя, Глоудж зарядил свой шприц-пистолет и пробрался в помещение.
Вэнс, как и в прошлый раз, валялся в пижаме на диване в гостиной. Выражение его лица было еще более угрюмым, чем накануне, если таковое вообще было возможным.
Стоя со шприцем в руках, Глоудж колебался. Этот подопытный его явно беспокоил. Но в том положении, в котором биолог оказался, отступать уже было нельзя. Успокоившись, он привел в действие механизм выброса газообразной сыворотки. На этот раз игла почти коснулась тела молодого человека.
Сколько-нибудь заметной реакции со стороны Вэнса не последовало.
Глоудж вышел на улицу. Направляясь в Исследовательский центр, он думал о Барбаре. Жаль, что она отсутствовала. Он так надеялся сделать инъекцию своим обоим подопытным практически одновременно. Очевидно, этого не получится.
6
Доктор Глоудж находился в своем кабинете всего несколько минут, когда раздался телефонный звонок. Дверь не была закрыта, и он услышал разговор своей секретарши. Та взглянула в его сторону:
— Вас кто-то спрашивает, доктор Глоудж. Это машинистка, которая некоторое время работала у нас… Барбара Эллингтон.
Секретарша, видимо, расценила изумленное выражение на лице Глоуджа как отказ, поскольку тут же торопливо добавила:
— Следует ли ей ответить, что вас нет?
Глоудж весь дрожал от неуверенности.
— Нет, не стоит, — сказал он. Затем, чуть помолчав, добавил: — Соедините меня с ней.
Когда доктор услышал в телефонной трубке ясный, серебристый голос Барбары, он почувствовал, что готов на все.
— Что случилось, Барбара?
— Мне нужно занести вам документы. — Голос буквально звенел от избытка энергии. — Поскольку полагается их вручить лично, я хотела удостовериться, что вы на месте.
Случай предоставлялся сам собой…
Более благоприятного поворота событий Глоуджу было трудно даже желать. Его второй подопытный вот-вот придет, он сможет сделать вторую инъекцию и непосредственно наблюдать за реакцией.
На самом деле никакой реакции ему заметить не удалось. Передав ему документы, Барбара повернулась спиной, и именно в этот момент Глоудж “выстрелил” в нее сывороткой во второй раз. Девушка не подскочила от неожиданности, не зашаталась. Она спокойно продолжила свой путь, открыла дверь и удалилась.
Но в кабинет Хэммонда она не вернулась. Ожидая резкой физической реакции на вторую инъекцию, она предпочла в момент криза находиться в одиночестве, в своей квартире. Ей стоило большого труда сохранить невозмутимость перед Глоуджем.
Поэтому, выждав столько времени, сколько требовали соображения осторожности, она позвонила Хелен Венделл и передала ей, что не очень хорошо себя чувствует.
— Этого и следовало ожидать после столь тяжкой ночи, — любезно ответила ей Хелен.
— У меня начались головокружения, и к тому же подташнивает, — быстро подхватила Барбара. — Я испугалась и помчалась домой.
— Так вы сейчас у себя?
— Да.
— Я предупрежу господина Хэммонда.
Барбара положила трубку. Последняя фраза Хелен ее насторожила. Но она ничем не могла помешать секретарше Хэммонда сообщить тому о ее состоянии. Тем не менее это создавало реальную угрозу потери места работы. Слишком еще рано. Позднее, когда эксперимент подойдет к концу, все это уже не будет иметь значения. Но сейчас…
Может быть, стоило принять кое-какие “страховочные” меры, как это обычно делают служащие. “В конце концов, — подумала она, — ведь должны же быть у меня какие-то симптомы болезненного состояния”. Она позвонила врачу и условилась с ним о консультации на завтра. Кладя трубку, она почувствовала, как ее захлестнула непривычная ей веселость: “Завтра, после этой второй инъекции, наверняка я буду чувствовать себя прескверно”.
Хэммонд появился к концу дня, и Хелен сообщила ему о звонке Барбары. Некоторое время он молчал, погруженный в свои мысли.
— Что-то здесь не так, Хелен, — вымолвил он наконец. — Наверное, я должен был спросить об этом у вас раньше: вы хорошо изучили ее личное дело?
Блондинка самоуверенно улыбнулась:
— Я в состоянии наизусть повторить все, чем оно напичкано. Ведь проверкой на безопасность при поступлении на работу занималась я сама. Что именно вам хотелось бы знать?
— Вы хотите сказать, что в личном деле нет ничего особенного?
— Во всяком случае, ничего необычного я в нем не обнаружила.
Хэммонд больше не колебался. Уже давно Хелен пользовалась его полным доверием.
— Очень хорошо, — неожиданно сказал он, поднимая, как бы сдаваясь, руки вверх. — Пусть она воспользуется этим уик-эндом для того, чтобы подлечиться. Предупредите меня, когда она снова выйдет на работу. Прислали ли уже доклад из Новой Бразилии?
— Я его переслала в наш Центр в Милане.
— Серьезно? Тогда соедините меня с Рамоном. Для этого несомненно есть какая-то причина!
Вскоре новые заботы целиком завладели вниманием Хэммонда.
Барбара спала.
И проснулась, когда часы показывали семь часов двенадцать минут.
В этот утренний час было совсем светло. Но узнала она об этом совершенно необычным способом. Девушка вышла из комнаты, чтобы полюбоваться пейзажем… не покидая постели!
Она одновременно была и в постели, и вне дома.
В одно и то же время…
Машинально она затаила дыхание. Понемногу образ улицы стерся, и она вновь очутилась в комнате.
Пораженная тем, что произошло, Барбара вновь задышала полной грудью. Методом осторожного поиска она выяснила, что порог ее чувствительности достигал примерно сотни метров.
И это было все, что ей удалось узнать.
Что-то в ее мозгу действовало наподобие невидимого зрительного шупальца, способного проникать сквозь стены и передавать оптические изображения предметов в тот участок мозга, который интерпретирует световые ощущения. И эта способность носила вполне устойчивый характер.
Вскоре Барбара заметила черный фургон, припаркованный на углу, и доктора Глоуджа внутри. Она увидела, что тот держал в руках прибор, от которого к его уху тянулся проводок. Казалось, он тайно следит за ней. Вид у доктора был самоуглубленный, маленькие глазки полузакрыты. Она сумела воспринять и степень решимости этого маленького лысого доктора в отношении эксперимента. То, что ей открылось, внезапно испугало ее: Барбара обнаружила беспощадную и безличностную волю, которая никак не совпадала с ее собственным радостным и искренним участием в эксперименте Глоуджа.
Для доктора — остро почувствовала она — все живые формы, над которыми он работал, были всего лишь неодушевленными объектами для опытов.
С общечеловеческой точки зрения, его деятельность, безусловно, носила характер безграничной извращенности.
Барбара увидела, что Глоудж отложил аппарат в сторону, завел мотор и уехал.
“Раз Вэнс работал в ночную смену, — подумала она, — то доктор, скорее всего, направляется к нему”.