Милиссу охватило чувство, возникающее при успешном решении определенной задачи. Да, они с Дэвом несли этому народу мирную цивилизацию.
Джайер в конце концов заговорил.
— Меня только что вновь осенило, — процедил он, — и это озарение продолжается.
В его внешне спокойном тоне угадывалось сдерживаемое волнение, и она сообразила, что ситуация теперь слегка изменилась в ее пользу. Во всяком случае, стала менее опасной, чем была раньше. Этот джейсам был явно чем-то взволнован.
Но что могло вывести его из прежнего решительно-агрессивного состояния?
Милисса решила пустить в ход выношенную ею идею против Джайера.
— Не хотите ли вы что-нибудь добавить к тому, что говорили о совпадении вашего предсказания с возвращением Рокуэла?
— Я постоянно раздумываю над этим, — сурово отрезал тот.
В его голосе снова слышались угрожающие нотки. Поэтому она спешно добавила:
— А вы не задумывались над тем, что интуиции, ни на чем не основанных, быть не может?
В этот напряженный момент, в обстановке непреодолимой отрешенности тюремной камеры от внешнего мира, в условиях темноты, лишь изредка вспарываемой лучиком света, который выхватывал то ее, то тюремные решетки, а временами, на какое-то неуловимое мгновение, и самого Джайера, ей подумалось, что тот вряд ли захочет вести разговор на эту тему. Нобили Джейны, уныло напомнила она себе, еще не достигли уровня ее строгой логики. Поведение Джайера показывало, что свои неожиданные прозрения он воспринимал как данность, совсем не задаваясь вопросом об их происхождении.
Так, молча и неподвижно, джейниец простоял довольно долго. Милисса чутьем угадывала, как в нем нарастает страх. Наконец он тихо произнес:
— Возможно только одно объяснение происшедшему — все это время Рокуэл прятался у вас!
— Ну нет, — запротестовала она. — Вот это уж никак не соответствует действительности. Если вы будете исходить из подобной посылки, то подвергнетесь опасности.
— Это еще что такое?
— В действие приведена некая тайная сила. Не будете с ней считаться — она нанесет удар. Не исключено, что это уже произошло, иначе каким бы тогда образом у вас дважды появлялось озарение?
— Вы пытаетесь устрашить меня? — жестко бросил Джайер. — Но джейсама не так-то легко взять на испуг!
— Однако ничто не мешает ему задуматься над тем, как наилучшим образом выжить, — парировала Милисса. — Во всяком случае, — не удержавшись, добавила она с горечью, — так всегда поступают знакомые мне мужчины.
В камере вновь воцарилась тишина. Огонек фонарика затрепыхал, затем и вовсе погас. В темноте и безмолвии Милисса сформулировала то, что, на ее взгляд, было единственно возможным объяснением происходившего:
— Все случившееся означает, что вас запрограммировали.
— Что-о? Не понимаю вас.
— Немыслимо, чтобы у вас во второй раз возникло предчувствие чего-то очень важного без того, чтобы кто-то предварительно не заложил вам это в голову гипнотически.
— Но это мои мысли, а не какого-то там дяди!
— Совсем необязательно. Это вы так считаете, а на самом деле вами манипулирует какой-нибудь кукловод. — Она запнулась, затем продолжила: — А вы не думаете, что просто быть нобилем Джейны еще недостаточно для того, чтобы предсказать возвращение Рокуэла как следствие моего ареста? Слишком радикальное, чересчур фантастическое для вас предвидение, даже если оно полностью оправдалось. А теперь вы готовы изречь и еще одно? Нет, это невозможно.
И опять Джайер предпочел промолчать. Вновь зажегся фонарик. Его шальной луч нечаянно высветил его лицо — угрожающее, с превратившимися в узкие щелочки глазами, вздернутой кверху губой. Было очевидно, что в этот момент в его голове бродили крайне неприглядные мысли и он просчитывал возможные варианты своих действий.
Внезапно он словно выстрелил:
— Почему вы расстались с Дэвом?
Милисса, слегка поколебавшись, ответила:
— По привычкам и поведению он все больше и больше стал походить на джейсамов и относиться ко мне так же, как они к своим женщинам — простым для них самкам. Мне это не нравилось уже несколько лет, но мы были единственными людьми на этой планете, последними представителями нашей расы в этой части Вселенной. Посему я попыталась терпеливо сносить свои невзгоды по примеру ваших женщин с их многовековым опытом по этой части…
В действительности все обстояло гораздо сложнее. Разумеется, ей не раз думалось, что все эти мучительные приступы отчаяния, связанные с Дэвом, вполне могли быть проявлением той самой тяги к смерти, которая погубила человеческий род. Но она упорно боролась со своим недугом, с постоянно нараставшим чувством горечи вплоть до того, совсем недавнего, дня, когда на нее тоже снизошло озарение.
Мужчины-земляне, подумала она тогда, по своей природе есть и всегда были столь же порочными, как и их коллеги-джейнийцы. Но земные женщины, обладая развитым материнским инстинктом, ради его удовлетворения неизменно, во все времена, шли на компромиссы с этими эгоистами. Именно эта потребность в материнстве и явилась той спасительной для мужчин и для всего человечества оболочкой, которая нейтрализовала осознание женщинами истинной, невыносимой натуры этих животных.
Подумав как-то, что неплохо было бы на некоторое время покинуть Дэва, чтобы основательно поразмышлять над тем, что ей открылось, Милисса в конечном счете утвердилась в этой мысли.
Из задумчивости ее вывел полный угрозы окрик Джайера:
— Послушайте, первый раз интуиция проснулась во мне после того, как я арестовал вас. Второй раз предчувствие появилось в вашем присутствии. Вывод: вы — причина их возникновения. Клянусь Дилитом, женщина…
Милисса поспешила прервать его гневную филиппику в свой адрес:
— А почему бы вам не рассказать мне, что это за мысль посетила вас во второй раз?
Услышав его ответ, она изумленно воскликнула:
— Но это же смехотворно! Мне-то чего хорошего от этого ждать?
Джайер должен был бы согласиться с ее логикой. Но он вновь замолчал, уйдя в себя.
На сей раз пауза была довольно продолжительной. Наконец он тихо промолвил:
— И все же оба просветления в мыслях состоялись в вашем присутствии. Значит, кто-то знает, что я здесь!
Все его поведение говорило о том, что он полон терзаний. Было видно, что его мучило понимание возможности опасных последствий своих поступков. Милисса уверилась окончательно, что обстановка переломилась в ее пользу. Она раздумчиво протянула:
— Как я поняла, бросая меня в тюрьму, вы преследовали сугубо личные цели, а это обстоятельство полностью лишает смысла все ваши подозрения. На деле вы стремились всего лишь овладеть троном, а попутно заполучить и меня в качестве любовницы…
— Молчать, женщина! — взвизгнул Джайер, не сумев скрыть своего беспокойства. — Я никогда не стремился к престолу, это было бы государственной изменой. Видно, мне лучше все же удалиться отсюда, а то чего доброго не удержусь от насилия в отношении вас и подорву тем самым все шансы предать вас законному суду. Не думайте, однако, что вы от меня уже отделались.
Мигнул огонек. Гулко отозвались удалявшиеся шаги. Распахнулась, а затем с металлическим грохотом захлопнулась дверь темницы.
Она слышала, как он проследовал по коридору. И тут она внезапно осознала, что потрясена ничуть не меньше, чем Джайер.
“Но ведь второе его предчувствие, — отчаянно подумала она, — просто бессмысленно…”
Впервые за много лет она мучительно долго не могла заснуть.
Наступило утро следующего дня.
Вскоре после восхода солнца члены совета начали понемногу собираться в назначенном месте — у подножия покрытой застывшей лавой горы, в семи милях к западу от Нанбрида. Все они были на легких мотоциклах. Прибыв на своей новой машине, Рокуэл застал на месте уже поджидавших его Дэва и еще восьмерых высокопоставленных вельмож. Если землянин стоял, прислонившись к своему транспортному средству и заглушив мотор, то нобили, которым было, очевидно, невтерпеж поскорее открыть опасное заседание на скоростях, нещадно газовали, создавая невообразимый шум.