Голос ответил:
— Мы вышли на ту стадию, когда вам, женщине, разрешается узнать частицу правды.
— В чем она заключается? — поспешила Милисса.
Но, не дождавшись ответа, тут же задала второй вопрос:
— На самом деле существовала проблема всеобщей смерти или же эта идея была результатом заложенной изначально программы?
— Во время следующего кризиса, — ответили ей, — вам будет разрешено посетить нас, и тогда вы сами получите ответ. А пока что Дэв, мужчина, не должен ничего об этом знать. Впрочем, вы сами убедитесь, что если попытаетесь поставить его в известность, то не сумеете этого сделать.
— Но почему ничего ему не сообщать?
Выяснилось, что причины этого запрета глубинно связаны с неодолимыми и уникальными качествами его мужской сущности и вытекавшими из них идеалистическими мотивациями.
— Это все, что нам позволено вам сообщить, — подытожил далекий голос.
Когда контакт прервался, Милисса вдруг почувствовала себя намного лучше. На сердце полегчало, как если бы она вновь стала человеческим существом, перестав быть каким-то живым ухищрением, порожденным сгинувшей культурой. Она ощутила в себе необычную нежность в отношении этого бедного запрограммированного суперсущества — ее мужа — и с энтузиазмом взялась за тяжелую работу по переселению в западную часть их огромного дома.
С первыми проблесками зари основная часть принадлежавших ей замечательных вещей уже заняла свои обычные места. А когда Дэв проснулся и повернул голову, он обнаружил стоявшую перед ним и улыбавшуюся очаровательную блондинку, молодую женщину со столь невинными глазками, как если бы все то, что она сделала до сих пор, включая и это возвращение к нему, было логически безупречным.
Белокурое видение проворковало:
— Надеюсь, вы будете счастливы узнать, что жена опять рядом с вами?
На планете, где нет другой женщины с Земли, а эта женщина к тому же столь прелестна, что мог бы ответить на это единственный там земной мужчина?
Дэв, естественно, заявил, что он и в самом деле счастлив, добавив:
— Будьте любезны, подойдите поближе.
СТИМУЛ
Вирджиния Меншен оказалась здесь совершенно случайно. Она выходила из ресторана, как вдруг увидела сразу пять пожарных машин, стоящих на противоположной стороне улицы у здания, из открытой двери которого валили густые клубы дыма.
Вирджиния подошла поближе. Будучи журналистом, она обладала профессионально развитым любопытством и нюхом на сенсации. Правда, стоит сказать, что пожары давным-давно перестали являться темой ее репортажей, но раз уж подвернулся случай, у нее в голове сразу начала слагаться небольшая статейка, начинающаяся примерно так:
“Пожар, причиной которого послужило то-то и то-то, случился этим утром в… Он нанес небольшой материальный ущерб”.
На фасаде здания она прочла длинную вывеску, гласящую: “НАУЧНЫЕ ФУТУРИСТИЧЕСКИЕ ЛАБОРАТОРИИ”, а несколько ниже: “НЕВРОЛОГИЧЕСКИЕ И ОРГАНИКО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ”.
Она сделала пометку в записной книжке, заодно записав номер дома — 411 на авеню Уайнуэрт. Закончив писать, она увидела, как из дома выходят пожарные, тщательно очищая подошвы ног. Вирджиния тут же вцепилась в их начальника.
— Я из “Геральд”. Здесь оказалась случайно. Что-нибудь серьезное?
Начальник, толстый и грузный человек, нехотя лениво проговорил:
— Не-а… Канцелярское оборудование и мебель, не представляющая ценности. Их шеф отсутствует. Пожар произошел из-за окурка, небрежно брошенного в корзину для бумаг…
На его лице расплылась широченная ухмылка.
— У служащего-приемщика аж рожу перекосило, — добавил он. — В жизни не видел столь нервного и беспокойного типа. Трещал, как сорока, пока я не ушел. А вразумительного ничего сказать не мог!
Он опять засмеялся и хитренько прищурился.
— Там теперь наворочена куча всякого мусора, так что можно представить эту образину, когда заявится патрон. Ну ладно! Пока!
И он направился к одной из машин.
Вирджиния Меншен заколебалась, как ей поступить в дальнейшем; она уже вроде бы получила всю необходимую информацию, которую можно использовать, однако извечное любопытство подталкивало ее разузнать чуточку побольше. Она направилась ко все еще распахнутой входной двери.
Заглянув внутрь, она осмотрела небольшое конторское помещение, обстановку которого составляли три кресла и окошечко в стене сбоку, выкрашенное бело-голубой краской. Точнее сказать, были видны лишь остатки краски, а все остальное обуглилось и закоптилось, да еще и было искорежено безжалостными струями поданной под напором воды. За окошечком виднелось что-то вроде счетной машины.
А перед ней сидел служащий.
Кипучая натура Вирджинии наконец успокоилась: она уже поняла, что все в порядке.
Молодой человек был высок и худ. Одет в слишком короткую и просторную, не по фигуре, одежду. Лицо его было искажено и мокро, подбородок, лоб и шею усыпали прыщи, а адамово яблоко так и ходило вверх-вниз.
Этот странный тип испуганно уставился на нее своими карими глазищами каким-то затравленным взглядом. Рот его раскрылся, и он вдруг забормотал что-то неразборчивое, понес какую-то ахинею.
Хотя его бормотание и могло показаться кому-то тарабарщиной, оно легко расшифровывалось редакторами и берущими интервью журналистами.
Вирджиния Меншен тут же перевела эту абракадабру на нормальный язык и представилась ему.
— Что мне нужно? Я — журналист. А сколько стоит эта мебель?
— Я… ни…не… чего… — продолжал бормотать молодой человек.
— Я ничего не знаю, — перевела Вирджиния. — Хм! Ну и помойка же здесь у вас, все испорчено, кроме этой счетной машинки, что за окошечком. Наверное, мне в статье так и придется написать: “Материальный ущерб был нанесен меблировке помещения”.
Она снова зацарапала в записной книжке, а потом резко ее захлопнула.
— Ну что ж, приветик! — бросила журналистка парню.
Она совсем уже было собралась уходить, когда неожиданно случилось нечто, что заставило ее задержаться там. Сначала раздалось какое-то дребезжание, потом прозвучал глубокий и спокойной мужской голос, исходящий как бы из стены за спиной молодого человека:
— Эдгар Грей, нажмите кнопку семьдесят четыре.
Парень вскочил, как будто его ткнули сзади шилом. Какое-то время за окошечком мелькали только его руки и ноги. Потом он вроде бы успокоился и длинным костлявым пальцем нажал клавишу на табло “счетной машины”.
Неподвижно застыв и даже закрыв глаза, он держал палец на клавише. Когда Вирджиния, войдя, впервые увидела лицо этого типа, оно показалось ей крайне бледным, но сейчас эта бледность еще больше усилилась: он просто стал бел, как штукатурка, даже, точнее, начал отливать зеленым. Наконец по лицу его, нарастая, заскользила какая-то тень, пока не заполнила все целиком. Получилось так, что эта важнейшая часть его существа претерпела серьезные изменения.
Происходящее было каким-то ненормальным. Вирджиния впилась взглядом в эту странную картину, и глаза ее даже округлились от изумления.
Прошла целая минута. Затем этот нескладный малый глубоко вздохнул и оторвал палец от клавиши. Открыл глаза. Заметил Вирджинию, и вдруг его щеки залило краской.
Тут к Вирджинии Меншен вернулся голос:
— Что все это значит, черт побери?
Она захватывала инициативу, пользуясь тем, что Эдгар Грей еще окончательно не пришел в себя и не мог заговорить первым на своем тарабарском языке. Он посмотрел на нее остекленевшим взглядом. Ей даже показалось, что парень сейчас грохнется в обморок. Однако он с каким-то хлюпающим звуком шлепнулся на свое обгорелое кресло и замер там скорчившись, поскуливая, как побитый пес.
— Послушайте, Эдгар, — со всей возможной благожелательностью заговорила Вирджиния. — Пока не заявился ваш патрон, отправляйтесь-ка к себе домой и ложитесь в постель. И вообще, время от времени стоит пожевать что-нибудь. Для здоровья это ой как пользительно!