— Проблема консервации отдельных человеческих органов была решена в ряде стран, где до, а где и после второй мировой войны. Однако больше всего добились в России. Я должен еще раз сказать, что русские в этой области достигли грандиозных успехов. Конечно, в своих работах по консервации органов человеческого тела я использовал достижения русских ученых, как, впрочем, и специалистов других стран. По профессии я невролог. Я…
В этот момент к Вирджинии вернулась способность говорить. Лицо ее постепенно приобрело осмысленное выражение, взгляд перестал быть остекленевшим, хотя голос этого внешне беззащитного человека обезоруживал ее. Но ей хотелось знать в первую очередь о себе, и это желание преобладало над всеми другими.
— Но если это мое сердце, — махнула она рукой в сторону стеклянного куба, — что же теперь у меня в груди?! Что?
Вот тут-то безобидный старичок преобразился, взгляд его стал холодным и враждебным.
— Вас закололи кинжалом, не так ли? Тем не менее вы разговариваете со мной. Но вас ведь и раньше не особенно заботило, что там в груди! Вы просто считали, что там сердце, просто-напросто. Должен сказать, что я не пользуюсь варварскими методами. Подойдите-ка сюда!
И, не обращая больше на нее внимания, он повернулся и решительно двинулся в глубь помещения. Тронул что-то на стене, и там образовалась неширокая щель. Панели бесшумно раздвинулись, открыв вход на лестницу, спускающуюся в подземелье.
Расположенное ниже помещение было столь же обширно, как и то, которое они покинули. Там тоже стояло множество стеклянных сосудов с сердцами, легкими и чем-то, напоминающим печень; там же находились поджелудочные железы и пары почек. Все они казались живыми. Легкие, в частности, были огромными. Они раздувались и опадали с какой-то нечеловеческой мощью.
Старик остановился перед отделением с легкими. Не говоря ни слова, он вглядывался в надписи. Собрав всю силу воли, Вирджиния тоже приблизилась. Воля ей действительно понадобилась, поскольку там было написано ее собственное имя.
Медленно обернувшись к старику, она впилась в него взглядом. Мышление было ясным, а страх исчез. Единственной реальностью во всей этой ситуации оставалось одно: она жива, до сих пор жива. Все остальное было за пределами здравого смысла. Она истерически засмеялась.
— Прошу вас! Перестаньте играть в эту дурацкую игру! Чего вы хотите?
Она постепенно успокаивалась, но в голосе еще проскальзывали истерические нотки. “Эта женщина, — подумала она про себя, — эта ужасная женщина с ножом довела меня до сумасшествия”.
— Доктор Кранстон, — пробормотала она, — вы выглядите честным человеком. Что же это такое? Что происходит?
Старик пожал плечами.
— Боюсь, что не смогу сказать вам больше того, что вы уже сами видели. Это — ваши легкие. Сердце, которое наверху, — тоже ваше сердце. Изъятие органа целиком не наносит серьезного вреда организму, затронуты одна-две ключевые точки, но это легко исправить. — Говоря так, он внимательно посмотрел на нее, затем продолжал: — Я допускаю, что вы выходили наружу. К сожалению, я вынужден был задержаться и не смог прийти вовремя. Это очень прискорбно. Но никак не соберусь починить замки, которые сломал один человек, в то время как я пытался спасти ему жизнь. Это же я пытаюсь сделать и для вас, а вы…
Он замолчал.
— Впрочем, это неважно, — заключил он. — Что же касается ваших внутренних органов, то, поскольку вас убили, мне ничего не оставалось, как извлечь их из вашего тела. Вот здесь, — он махнул рукой в направлении сосуда, — находится ваш мозг. Госпожа Паттерсон слишком разошлась в своем рвении. Заколов вас насмерть кинжалом, она еще и воспользовалась длинной иглой, чтобы проткнуть мозг через ушную раковину, а затем та же участь постигла ваши легкие. Она старалась достичь того, чтобы, будучи реанимированы, вы не смогли ни в коем случае стать такою, какой были раньше. К тому же она, как, впрочем, и другие, думает, что если я позволяю себе возражать, то меня с таким же успехом можно заставить поставлять рекрутов для их делишек. Хотя, впрочем, — тут у него мелькнула жуткая усмешка, — раньше их предположения на мой счет были кое в чем обоснованными.
Он нахмурился, пошарил в карманах и вытащил что-то вроде ошейника или колье с подвеской странной формы. Показав все это Вирджинии, он объяснил:
— А это — радиопередатчик. Если вам понадобится энергия, коснитесь вот этой кнопочки и произнесите в микрофон подвески: “Прошу нажать клавишу двести сорок три”. Это ваш номер. Два — четыре — три. Запомните. Сейчас я произведу вызов для вас, чтобы, подзарядившись, вы смогли вернуться домой.
Кранстон повесил колье ей на шею, нажал крохотную кнопку и приказал в микрофон:
— Нажмите клавишу двести сорок три.
Сначала ничего не происходило, затем Вирджиния почувствовала, что ее охватывает тепло, переходящее в жар. Ощущение было таким мучительным, что она часто и тяжело задышала. Ей стало так нехорошо, что захотелось бежать отсюда без оглядки. Но куда бежать в этом подземном лабиринте? И она сжалась, застыла в этой пронизывающей боли и жаре.
Затем она ощутила, что действительно умерла, а то, что сейчас с ней происходит, — просто сон, калейдоскоп ирреальных образов агонизирующего мозга. Как сквозь густой туман, она видела безмолвно шевелящиеся губы Кранстона, и только через некоторое время к ней вернулся слух.
— …очень болезненно в первый раз. Однако помните, что ваш мозг контролирует этот источник энергии. Когда вы представите себе, что вы нематериальны, то автоматически перейдете в другое состояние. Но как только перестанете думать об этом, то тут же начнется процесс материализации. Энергия, с помощью которой это происходит, через несколько часов ослабевает, и требуется подзарядка. Сейчас я провожу вас до стены вашей квартиры…
Вот так, возвратившись домой, Вирджиния короткими рублеными фразами долго рассказывала мужу все, что с ней произошло, начиная с момента, когда она очнулась после смерти.
В течение недели она должна была оставаться в состоянии комы и помнила лишь о тех часах, которые прошли с момента ощущения себя лежащей на столе.
К полудню муж и жена продолжали еще оставаться дома. Вирджиния говорила и никак не могла остановиться. Дважды Меншен пытался заставить ее поспать, но всякий раз, когда он за чем-нибудь выходил на кухню, она сбрасывала одеяло, вскакивала и шла за ним.
В конце концов, покорившись, он сказал себе, что отныне у него на руках душевнобольная женщина. Но в любом случае ей требовались отдых и время, чтобы успокоиться.
Он попробовал дать снотворного. Но и приняв лекарство, она никак не могла заснуть, продолжала говорить, хотя все более слабеющим сонным голосом, пока он не лег с ней рядом. Только тогда она погрузилась в беспокойный сон.
Вот тут-то у него и появилось время для размышлений о том, как же действовать теперь, когда она вернулась.
Проснувшись, Вирджиния все еще оставалась в крайне возбужденном состоянии, как туго натянутая струна. Ее периодически охватывали приступы ужаса.
— Эта женщина! — каким-то вязким, монотонным голосом воскликнула она. — Она проткнула мой мозг через ухо! Она проколола мои легкие! Она…
— Послушай, — успокаивал ее профессор. — У многих людей проколота барабанная перепонка. Ты ведь не обезображена, осталась такой же красивой, а это главное.
Фраза эта оказала на Вирджинию магическое воздействие, и она повторила ее раз шесть подряд. Даже несколько ожила и немного успокоилась. Странное и диковатое выражение ее лица несколько смягчилось. Потом она стала столь безразличной ко всему, что профессор Меншен даже забеспокоился.
Он внимательно посмотрел на жену. Глаза ее были широко раскрыты, взгляд застыл, зрачки сузились. И тут он медленно заговорил:
— По всей видимости, мы имеем дело с бандой безжалостных убийц, ужасных чудовищ, несущих людям зло и смерть. Банда эта создана благодаря открытию в области неврологии доктора Дориала Кранстона, хотя сам он не является ее членом. Техническая и политическая мощь банды просто невообразима. Число членов велико. Она напоминает огромного спрута, опутавшего своими щупальцами мир. А теперь старый Кранстон, в меру своих возможностей, пытается исправить то огромное зло, которое он породил.