“Поживем — увидим”, — уклонился Семп.
“Ты же сам сказал, что твои уровни логики бессильны против меня”.
“Да, это так, но только непосредственно, — отрезал Семп, — но ведь существует немало обходных путей для того, чтобы подобраться к мозгу”.
“Не вижу, каким образом подобная методика может быть использована против меня”, — пробурчал Глис.
Этого пока не знал и Семп.
Глава двадцатая
Семп летел внутри астероида, оставляя позади многие километры подъемов и спусков, извивающихся и прямых как стрела. По пути ему попадались большие помещения, забитые обстановкой и произведениями искусства с других планет.
Он видел на многих стенах замечательные и необычные, игравшие всеми красками барельефы. И все время ему попадались замурованные планеты. Они излучали красоту, но одновременно вызывали в нем острый протест в том смысле, что над каждой из них было совершено чудовищное насилие.
Семп направился к городу силки. Он добирался доиего внутренними коридорами, лишенный возможности использовать внешние пути, так как остерегался покидать планетоид. Глис практически признал, что не сумел предусмотреть, каким образом его смертельный враг смог остаться в живых. И если Семп когда-либо выйдет из гротов астероида, у него не останется ни малейшего шанса влиять на исход борьбы и на цену, которую придется за это заплатить. Участь силки будет решаться без него, поскольку — и в этом не приходилось сомневаться — вернуться ему уже никогда не позволят.
Дело было не в том, что Семп уже разработал какой-то план. Слишком тяжело, слишком трудно он переживал случившееся… Он не сумел ни защитить свой мир, ни добиться чего-то существенного. Он провалил задание, не исполнил своего долга.
Земли больше не существовало.
Семп не выдерживал и нескольких секунд, стоило ему только задуматься о всей полноте случившегося, о всеобъемлющей катастрофе, которая произошло так быстро.
Периодически он оплакивал Джоанн и Чарли Бэкстера, других друзей из числа Посредников и среди людей.
Все больше и больше погружаясь в свои тяжкие мысли, он занял наблюдательный пост на верхушке одного из деревьев, которое возвышалось на главной улице города силки.
И стал ждать, приведя в состояние боевой готовности все свои системы предупреждения. Так и нес Семп свою неутомимую вахту, в то время как вокруг него обыденная жизнь Сообщества силки продолжала идти своим чередом. Тот факт, что силки по-прежнему сохраняли земной облик, показался ему весьма существенным.
“Это сделано специально, — с возмущением подумал он. — Для того, чтобы сохранять их в уязвимом состоянии”.
В этом виде их можно было уничтожить одним выбросом всепожирающего пламени!
Он телепатически обратился к Глису:
“Освободи их от этого принуждения, иначе я расскажу им всю правду о тебе”.
Сразу же последовал чудовищный ответ:
“Только заикнись, и я одним махом смету их всех”.
Семп приказал:
“Перестань принуждать их все время носить личину человека, иначе я немедленно открою боевые действия”.
Подобный ультиматум, видимо, подействовал на монстра, так как он на некоторое время задумался. Наконец он телепатически ответил:
“Ладно, согласен освободить половину из них. Ведь мне нужно поддерживать какую-то власть над тобой”.
Семп обдумал это предложение Глиса и пришел к выводу, что оно достаточно разумно.
“Но пусть освобождение от этой принудиловки находиться в облике людей будет чередоваться: полсуток — для одной половины, полсуток — для другой”.
Глис пошел на этот компромисс, не торгуясь. Он был готов — и это ясно просматривалось во всем — признать равновесие сил с Семпом.
“Куда движется астероид?” — спросил Семп.
“В другую звездную систему”.
Такой краткий ответ Семпа не удовлетворил.
Не мог же Глис питать иллюзии, что ему и теперь позволят продолжать свою чудовищную игру в коллекционирование обитаемых миров.
“Мне кажется, ты что-то затеял”, — спровоцировал он Глиса.
“Не дури и оставь меня в покое”.
Да, сложилась действительно патовая ситуация.
Шли дни, за ними недели. Семп попытался рассчитать расстояние, которое прошел за это время планетоид, и направление, в котором тот двигался.
В среднем метеор мчался со скоростью примерно в один световой год за земной день. Прошло восемьдесят два дня. Внезапно он почувствовал, что астероид тормозит. Так продолжалось примерно два полных дня. Семп не колебался ни минуты. Он не мог позволить этому странному кораблю, ставшему ему прибежищем, достичь конечной цели, о которой он не имел ни малейшего представления.
“Останови метеор!” — крикнул он.
“Ты что, считаешь, что можешь вмешиваться в столь незначительные решения?” — гневно возмутился Глис.
Но поскольку ситуация могла представлять смертельную опасность, Семп продолжал:
“В таком случае открой мне все закоулки твоего интеллекта. Познакомь меня со всем, что тебе известно об этой системе”.
“Я в ней никогда не был”.
“Ну и отлично. Я смогу убедиться в этом, как только ты сделаешь то, о чем прошу тебя”.
“И думать забудь, чтобы я позволил тебе бродить по лабиринту своего мозга. Тогда ты сможешь обнаружить что-нибудь такое, что сделает меня беззащитным перед твоей техникой боя”.
“Тогда смени курс”.
“Нет. Это значило бы, что отныне я не смогу направиться туда, куда захочу, до самой твоей смерти, которая случится не раньше чем через тысячу лет. И я отказываюсь даже рассматривать подобное ограничение моей деятельности”.
Это повторное упоминание о долголетии силки заставило Семпа задуматься. На Земле никто из них не знал, когда умрет, потому что из всех силки, которые на ней родились, ни один еще не скончался естественной смертью. Лично ему было тридцать восемь лет.
“Послушай, — вымолвил он наконец, — если у меня в запасе всего тысяча лет, то почему бы тебе не подождать? Ведь этот срок ничтожен по сравнению с продолжительностью твоей жизни”.
“Что же, так и поступим”, — согласился Глис.
Тем не менее скорость планетоида продолжала уменьшаться.
“Если ты не изменишь курс, — с вызовом бросил Семп, — я приму свои меры”.
“Ну и что ты можешь сделать?” — с презрением отмел его браваду монстр.
Это был хороший вопрос. Действительно, а что он мог предпринять?
“Делаю тебе последнее предупреждение”, — тем не менее упорствовал Семп.
“Я запрещаю тебе лишь раскрывать факт моего существования кому бы то ни было. В остальном ты волен делать все, что тебе заблагорассудится”.
“Если я тебя правильно понял, — настаивал Семп, — ты убедил себя в том, что я для тебя не опасен. Именно так ты ведешь себя в отношении тех, кого считаешь для себя безвредными”.
Глис ответил, что он и в самом деле придерживается такой точки зрения, поскольку, если бы его противник был способен в чем-то нанести ему ущерб, он давно бы уже это сделал.
“Итак, — подвел он итоги, — и я заявляю тебе это без всяких обиняков, отныне я буду поступать так, как мне заблагорассудится. Что касается тебя, то у меня остается лишь одна просьба — не раскрывай мою тайну. А теперь перестань мне досаждать своими обращениями”.
Да, все встало на свои места. Его считали безвредным, поместили в раздел тех, чьи пожелания не стоит принимать в расчет. Восемьдесят дней бездействия оказались Семпу во вред. Он не напал на Глиса за это время, значит, не способен сделать это. Такова была очевидная логика монстра.
Так… Но что же все-таки он мог бы сделать?
Обрушить на чудовище энергетический удар? Но потребовалось бы время на его подготовку, да к тому же по закону возмездия — око за око — вполне вероятно, что тот уничтожил бы нацию силки и Землю.