А потом образовалась брешь, из которой до него периодически доносился голос; а еще позже он ехал в автомашине и тот же голос то нарастал, то убывал у него в ушах.
— Кто бы ты ни был, ты законченный идиот. Ты закрутил этот жгут минимум час назад. Неужели ты не знаешь — его нужно ослаблять через каждые пятнадцать минут, чтобы кровь могла поступать, иначе рука погибнет. А теперь придется ее ампутировать.
Глава 10
Выход из сна был каким-то внезапным. Пендрейк повернул голову и тупо уставился на обрубок руки. Его плечо было приподнято с помощью своего рода сетчатой перевязи, рука была обнажена и доступна взгляду, инфракрасная лампа изливала на нее свое тепло. Культя не вызывала ни малейшего дискомфорта, боли он тоже не чувствовал.
Она не кровоточила, и на ней имелся росток, скрюченная, розовая, мясистая штука, казавшаяся частью изуродованной руки, которую по какой-то причине решили не отрезать. Потом до него дошло, что она имеет определенную форму.
Он невидящими глазами смотрел на то, что осталось от его правой руки, и в памяти всплывала запись из послужного списка: “Необходимость операции вызвана увечьем, полученным при…”
Пытаясь разрешить загадку, он уснул.
Где-то вдалеке мужской голос произнес:
— Сомнений больше нет. Новая рука растет на месте отсеченной. Мы осуществили незначительное хирургическое вмешательство, но, можете меня повесить, мне кажется, что эта поросль настолько жизнеспособна в своей основе, что справится и без медицинской помощи. Через несколько дней сознание вернется к нему. Шок, сами понимаете. — Голос пропал, потом возник опять: — Тотипотентные… тотипотентные клетки. Давно известно, что в каждой клетке человека содержится в латентном виде информация о всем теле; в далеком прошлом тело могло значительно проще восстанавливать поврежденные ткани.
Наступила пауза. У Пендрейка появилась уверенность, что кто-то рядом с огромным удовлетворением потирает руки. Голос другого человека что-то негромко мурлыкал, но вот первый громко сказал:
— Нет, никаких документов. Доктор Филиппсон, доставивший его сюда, никогда его прежде не видел. Конечно же, в окрестностях Альцины проживает множество людей, но… Нет, мы не заявляли о нем. Сначала нам хотелось бы понаблюдать за развитием этой руки. Да, я позвоню вам.
Мурлыкающий голос произнес еще что-то, потом послышался звук закрывающейся двери.
Пришедший сон обволок его успокаивающим покрывалом забытья.
Когда он проснулся в следующий раз, то не смог вспомнить, кто он такой. Он осознал это, когда сиделка, заметившая, что он больше не спит, позвала доктора. Тот появился в сопровождении сестры, в руках у которой был блокнот. Доктор со счастливым выражением лица присел и бодрым тоном задал вопрос:
— Итак, сэр, могу я узнать ваше имя?
Лежащий на койке человек уставился на него в замешательстве:
— Мое что?
Радостное возбуждение частично улетучилось у вопрошавшего. Уже слегка подавленным на этот раз голосом он спросил:
— Как вас зовут? Назовите ваше имя, понимаете?
Безымянное существо лежало на постели неподвижно и спокойно. Оно сразу уловило смысл. Не задумываясь о том, каким образом оно это поняло, оно знало, что перед ним доктор и что его имя Джеймс Тревор. Наконец оно покачало головой.
— Попытайтесь! — требовал врач. — Попытайтесь вспомнить!
На лице Пендрейка выступил пот. Он чувствовал, что в его стройном и сильном теле нарастает напряжение огромной интенсивности, внезапно ощутил сильнейшую боль в покалеченной руке. Сквозь помутившееся сознание он с трудом различал крахмально белую фигуру сиделки, другую медсестру, сидящую с карандашом и блокнотом наготове, и темноту ночи за окном.
Он выдавил боль из мозга и, напрягая все его ресурсы, попытался пробиться сквозь мешанину нечеткостей и туманностей, облаком покрывшую его память. Среди неясных визуальных картин проносились обрывки мыслей и смутные воспоминания невыразимо давних дней. Это была не память, это было воспоминание о памяти. Он оказался отрезанным на островке сиюминутных впечатлений, и кошмарное пустынное белое море подбиралось к нему ближе и ближе, наступая с каждой минутой, с каждой секундой.
С судорожным вдохом он позволил спасть напряжению от внутреннего усилия. И беспомощно посмотрел на доктора.
— Бесполезно, — сказал он просто. — Что-то вроде железной ограды и… Что это за город? Может быть, это поможет.
— Миддл Сити, — произнес врач. Его карие глаза внимательно наблюдали за Пендрейком. Но последний только покачал головой.
— А как насчет Биг Таун? — спросил доктор. — Это город в сорока милях отсюда. Доктор Филиппсон привез вас сюда из Альцины потому, что ему известны местные больницы. — Он медленно повторил: — Биг Таун!
На какое-то мгновение возникло что-то неуловимо знакомое. А потом Пендрейк покачал головой. Но тут же прекратил усталые движения — ему в голову пришла еще одна мысль.
— Доктор, почему я владею речью, в то время как все остальное настолько нечетко?
Доктор смотрел на него угрюмо, улыбка сошла с его лица.
— Пройдет несколько дней, и вы потеряете способность разговаривать. Чтобы этого не произошло, вам нужн; непрерывно говорить или читать, в таком случае эти рефлекторные навыки могут сохраниться.
Врач повернулся к сиделкам:
— Мне нужен детальный, отпечатанный на машинке отчет по этому пациенту, с полным изложением его случая. Все, что нам известно. Пусть здесь установят радио и… — он опять повернулся к койке и мрачно ухмыльнулся, — держите его включенным. Если вам будет не с кем пообщаться, слушайте мыльные оперы. И если вы не слушаете и не спите, то читайте, читайте вслух.
— А если не буду? — губы Пендрейка приобрели пепельный оттенок. — С какой стати я буду это делать?
Голос доктора прозвучал зловеще.
— Потому что если вы не будете этого делать, то ваши мозги приобретут девственность новорожденного дитяти. Могут быть, — он запнулся, — и другие реакции. Какие — нам не известно. Мы только знаем, что вы забываете ваше прошлое с впечатляющей скоростью. Мы считаем, что при обычном течении жизни клетки тела и мозга человека постоянно приходят в негодность и подвергаются обновлению. Ежечасно и ежедневно биллионы клеток нашей памяти проходят ремонт, и, судя по всему, во время этой переплавки электрически запомненная волна информации сохраняется в целости и сохранности. Со временем — в этом нет сомнения — постоянная замена тканей приводит к ослаблению памяти. В вашем случае все обстоит иначе. В данный момент клетки вашего тела тотипотентны. Вместо того чтобы восстанавливаться, клетки вашей руки заменяются новыми здоровыми клетками; эти последние ничего не знают о памяти, носителями которой были старые клетки, — ведь память, к сожалению, не передается по наследству.
Способ передачи информации от старых клеток к новым если и существует, то все равно недоступен нам. Таким образом, вы обладаете клетками, которые способны накапливать информацию не хуже старых, но все, что вы сможете в них сохранить, прежде чем они в свою очередь будут заменены, это впечатления, воспринятые вашим мозгом в течение одной недели, быть может, чуточку дольше. Судя по всему, процесс тотипотентности, начавшись. руке, распространился на все ваше тело. Как показали лабораторные опыты, проведенные над плоскими червями, установлена передаваемость условных рефлексов. Мы имеем основание предположить, что воспоминания не исчезают бесследно. Но слова и простые заученные действия передаются в настолько размытой форме, что практически оказываются непригодными к использованию.
— Но что же меня ждет в будущем? — спросил пораженный Пендрейк.
— Мы отослали в Вашингтон отпечатки ваших пальцев, — сказал доктор утешающим тоном. — После идентификации вашей личности мы сможем разработать планомерную преобразовательную программу, основанную на том, что с вами было раньше. Тем временем выполняйте то, что я вам посоветовал.
Пендрейк смотрел на врача, и по мере того как он его изучал, у него возникало смешанное чувство возбуждения, интереса и своего рода симпатии к этому человеку. “И все же его больше интересует феномен, чем человек”, — подумал Пендрейк.