Джонсон, Сондерз и Коллингз. Этот последний выступал от имени всех.
— Я не уверен, сэр, — сказал он, — стоит ли вам отправляться в этот город. Наблюдается некоторая враждебность, даже среди женщин. Они боятся за своих сыновей, мужей и любимых, но сохраняют им верность. Все действия Ханстона и компании покрыты завесой тайны. Мы понятия не имеем, что что-то происходит. Источники поступления информации в тайный город отсутствуют.
— Иного я не ожидал, — заговорил Молтби. — Я хотел бы выступить с речью, в которой бы обрисовал общее положение, как оно представляется мне.
Позднее, когда Молтби предстал перед аудиторией, аплодисментов не было. Двадцать тысяч человек в огромном зале слушали его в полной тишине, которая, казалось, даже усилилась, когда он начал описывать некоторые боевые возможности “Звездного роя”.
Когда он изложил общие принципы политики Империи Земли относительно затерянных колоний типа Пятидесяти Солнц, недовольство аудитории стало еще более очевидным, но он закончил с мрачной решимостью:
— Если гиброиды не придут к какому-то соглашению с Землей или не найдут способа нейтрализовать мощь Земли, тогда все прежние победы окажутся бесполезными, бессмысленными. Дело кончится поражением. У Пятидесяти Солнц нет сил для победы над одним боевым кораблем “Звездный рой”. Что же тогда говорить о всех других кораблях, которые Земля может прислать сюда в случае необходимости. Поэтому…
В этот момент микрофон отключили, а по всему громадному залу из динамиков раздалось в унисон: “Он шпион своей жены — землянки! Он никогда не был нашим!”
На лице Молтби появилась мрачная улыбка. Значит, приятели Ханстона сочли, что его трезвые доводы могут возыметь свое действие, и это было их ответом. Он ждал конца шума, но минуты летели, а беспорядок в зале скорее усиливался, чем ослабевал. Публика, однако, не относилась к числу тех, что считает гвалт веским доказательством в споре. Несколько женщин в ярости, на глазах Молтби, срывали динамики, до которых могли дотянуться, но это не решало проблемы в целом, поскольку большинство их висело на потолке. Беспорядок усиливался.
Ханстон и его люди, напряженно думал Молтби, должны понимать, что они раздражают собственных сторонников. Почему же они пошли на такой риск? На это, видимо, был один разумный ответ: они стараются выиграть время. У них есть в запасе что-то большое, что пересилит все раздражение и все сопротивление аудитории.
Кто-то дотронулся до его руки. Это был Коллингз. Он был встревожен.
— Мне это не нравится. — Старик пытался перекричать шум. — Раз они зашли так далеко, то могут даже попытаться совершить покушение на вас. Вам лучше немедленно вернуться на Атмион или Кассидор, куда вы пожелаете.
Молтби задумался.
— Давайте Атмион, — сказал он наконец. — Пусть люди со “Звездного роя” не думают, что я бродяжничаю неизвестно где. В некотором смысле меня с ними ничто больше не связывает, но я считаю, что контакт может еще пригодиться. — Он усмехнулся. Ясно было, что он недоговаривает. Конечно, Глорию “освободили” от чувства любви, но у него-то оно осталось, и, что бы он ни делал, избавиться от этой любви он не в состоянии.
— Вы знаете, как меня найти, если что-нибудь случится, — сказал он.
Это также звучало неубедительно. Он был совершенно уверен в том, что Ханстон позаботится прежде всего о том, чтобы ни одно сообщение не дошло до этого тайного города на этой безымянной планете. Как он сам собирался получить информацию — это особый вопрос.
Внезапно он почувствовал свое одиночество и ненужность. Как пария, он ушел со сцены. Шум постепенно замирал за его спиной.
Летели дни, а Молтби ломал голову над загадочным отсутствием известий о “Звездном рое”. Долгими часами он бесцельно бродил от города к городу, слыша только об успехах гиброидов. Сообщения были броскими. Победили, вероятно, везде, захватили радиостанции и установили свой контроль в эфире. Передавались репортажи о том, как население Пятидесяти Солнц бурно приветствует новых правителей как лидеров в борьбе против корабля Империи Земли. Против людей, предки которых пятнадцать тысяч лет назад уничтожили всех роботов, попавших им в руки, — а уцелевших вынудили спасаться бегством на этом далеком звездном облаке.
Тема эта повторялась вновь и вновь, до оскомины. Ни один “робот” — употреблялось именно это слово — не может доверять человеку после того, что было в прошлом. Гиброиды спасут сообщество “роботов” от вероломных человеческих созданий и их военного корабля.
Особенно беспокоил триумфальный тон сообщений каждый раз, когда в них говорилось о “Звездном рое”. Завтракая на открытой террасе ресторана на тридцать первый день своего пребывания на Атмионе, Молтби уже не в первый раз мрачно задумался над причинами этого. Негромкая, но бравурная музыка лилась из репродуктора над его головой, и ему трудно было сосредоточиться.
Один вопрос занимал все его мысли: что случилось с кораблем и где он может быть теперь?
Глория говорила: “Мы немедленно начнем действовать. Земля не признает власти меньшинства. Гиброиды получат демократические привилегии и равные права, но не доминирующее положение. Иначе быть не может”.
Молтби понимал, что это разумно. ЕСЛИ люди действительно изжили свои предрассудки в отношении так называемых роботов. Это было большое “если”; и быстрое устранение его с корабля доказывало, что проблема вовсе не решена.
Мысли его прервались. Музыка над его головой стала постепенно стихать, и в наступившей на короткое время тишине раздался хорошо знакомый голос Ханстона:
— Важное сообщение для всех граждан Пятидесяти Солнц. Земной линейный корабль больше не представляет опасности. Гиброиды, применив хитрость, овладели кораблем, который сейчас находится на Кассидоре, где наши технические эксперты раскрывают его секреты. Граждане Пятидесяти Солнц! Дни тревог и забот кончились. Гиброиды! Вашими делами в будущем будут управлять ваши сородичи и защитники. Как их и ваш руководитель, я настоящим заявляю, что тридцать миллиардов жителей наших семидесяти планет должны сейчас отдать все свои силы делу подготовки к будущим визитам из главной Галактики. Заверяю вас, что ни один военный корабль противника никогда больше не вторгнется в Большое Магелланово Облако.
Настоящим мы торжественно провозглашаем его нашим жизненным пространством, священным и неприкосновенным отныне и навсегда. Его защита — ваш священный долг.
Но это — в будущем. В данный же момент мы, народ Пятидесяти Солнц, успешно избежали самой страшной опасности в нашей истории. В связи с этим я объявляю трехдневный праздник. Пусть льются музыка, веселье, смех.
Первое впечатление было такое, что думать здесь не над чем, все ясно. Молтби шел по бульвару, мимо деревьев, цветов и великолепных зданий. Немного успокоившись, он попытался представить себе, как могло случиться, что непобедимый корабль со всеми находившимися на его борту — если они еще уцелели — попал в плен. Как и еще раз как?
Это, конечно, могли сделать гиброиды с их двойным мозгом и способностями к гипнозу, если бы им удалось в достаточном количестве попасть на борт корабля и установить контроль над сознанием всех высших офицеров.
Но кто мог быть таким глупцом, чтобы впустить первую группу на борт корабля? Еще месяц назад у “Звездного роя” была по крайней мере двойная защита, не допускавшая подобный ужасный финал его долгого путешествия в космосе. Первой линией была, конечно, талантливый психолог корабля, лейтенант Неслор, которая без всяких колебаний “совала свой нос” в сознание любого появившегося на корабле лица. В качестве второго предохранителя выступал капитан Питер Молтби, двойное сознание которого моментально обнаружило бы появление другого гиброида.
Вот только Молтби вместо корабля прогуливался по этой тихой великолепной аллее на планете Атмион со своими страхами и сомнениями. Он оказался здесь, потому что… Внезапно он все понял, и тоска охватила его еще сильней. Так вот почему явился ему светящийся шар, а Ханстон был так предупредителен по отношению к нему. Слова этого человека не имели ничего общего с его намерениями. Все было сделано для того, чтобы устранить с корабля единственного человека, который мог немедленно обнаружить появление гиброидов. Трудно сказать, как бы он поступил на самом деле, если бы обнаружил их Предать кого-либо из соплеменников, обречь его на смерть из-за любви к иностранке — это было для него немыслимо. Однако он не мог бы позволить и того, чтобы схватили Глорию. Возможно, он предупредил бы потенциальных захватчиков о том, чтобы они убирались с корабля. Ясное дело, необходимость сделать выбор в момент нападения потребовала бы напряжения всех логических способностей его мозга.