Спокоить смутный духъ, моимъ словамъ внемли:
Коль любишь царствовать обширностью земли;
135 Твои границы Днепръ съ полудня орошаетъ,
Россiя Волжскiя струи до днесь вкушаетъ;
Тамъ бурный Волховъ зришь, тамъ кроткую Оку;
Ты Царь обширныхъ странъ! я смѣло изреку;
Взведи съ престола ты твои повсюду очи,
140 Владѣтель цѣлыя явишься полуночи;
Народъ въ сравненiе обширности возьми,
Мы бѣдны не землей, но бѣдны мы людьми.
Съ кѣмъ хочешь въ брань итти? Отцы у насъ побиты,
Младенцы бѣдствуютъ правленiемъ забыты;
145 Старайся въ мужество ихъ младость привести,
И юнымъ симъ птенцамъ дай время возрасти;
Тогда со стадомъ симъ къ побѣдамъ устремляйся.
Готовъ ко бранямъ будь, но алчнымъ не являйся.
То слово съ жадностью Князь Глинскiй подхватилъ,
150 И взоры на себя всей Думы обратилъ.
Сей Князь, коварный Князь, Вельможамъ былъ ужасенъ;
Злокозненъ во враждѣ, и въ дружествѣ опасенъ.
Въ той часъ во мрачости таяща острый взоръ,
Вгнѣзденна хитрость тамъ, гдѣ Царскiй пышный дворъ,
155 Во облакѣ густомъ надъ Думою носилась,
Коснулась Глинскому, и въ мысль его вселилась;
Разсыпавъ вкругъ его туманистую мглу,
Простерлась по его нахмуренну челу;
Во нравахъ былъ всегда онъ сходенъ мрачной ночи;
160 Возведши впалыя на Iоанна очи,
Онъ тако рекъ возставъ: блюди твой Царскiй санъ,
Тебѣ для выгодъ онъ твоихъ и нашихъ данъ.
Тебѣ ли сѣтовать, тебѣ ли Царь крушиться,
И сладкой тишины для подданныхъ лишиться?
165 Ты Богъ нашъ! Естьли бъ мы могли и нищи стать,
То намъ ли на тебя отважиться роптать?
Притомъ на что Казань, на что война и грады,
Прiемлемъ безъ того изъ рукъ твоихъ награды;
Блаженство во твоемъ владѣнiи цвѣтетъ;
170 Любителямъ войны и цѣлый тѣсенъ свѣтъ!
Къ тому достойны ли любви народы оны,
Которы бунтовать дерзнутъ противъ короны?
Свидѣтелемъ тому бунтующiй сей градъ,
Коль горько пострадалъ за вѣрность здѣсь мой братъ!
175 Умолкъ, и сладостью придворной обольщенны,
Развратныя сыны казались восхищенны;
Ихъ очи Глинскаго одобрили совѣтъ;
Ни чей не страшенъ сталъ ласкателямъ отвѣтъ;
На собственну корысть въ умѣ они взираютъ,
180 Но пользу общую ногами попираютъ.
Вдругъ будто въ пеплѣ огнь, скрывая въ сердцѣ гнѣвъ,
Князь Курбскiй съ мѣста всталъ, какъ нѣкiй ярый левъ;
Власы вздымалися, глаза его блистали;
Его намѣренье безъ словъ въ лицѣ читали.
185 На Глинскаго онъ взоръ строптивый обративъ,
Вѣщалъ: ты знатенъ Князь, но ты несправедливъ!
Цвѣты, которые разсыпаны тобою,
Ужасную змiю скрываютъ подъ собою;
Ты мщенiемъ однимъ за сродника горя,
190 Отца у подданныхъ, отъемлешь ихъ Царя.
Что Глинскiй плаваетъ въ довольствѣ и покоѣ,
Россiю щастiе не сохранитъ такое.
О Царь мой! властенъ ты мою изчерпать кровь,
Однако въ ней почти къ отечеству любовь;
195 Позволь мнѣ говорить: оставь богатству нѣги,
Вели ты намъ пройти пески, и зной, и снѣги;
Мы ради съ цѣлою вселенной воевать,
Имѣнiе и женъ готовы забывать,
Готовы защищать отечество любезно;
200 Не робкими намъ быть, но храбрыми полезно.
Орды ужасны намъ, ужасны будемъ имъ,
Ужасны, ежели мы лѣность побѣдимъ;
Отмстимъ за прадѣдовъ, за сродниковъ нещастныхъ,
За насъ самихъ отмстимъ Ордамъ до днесь подвластныхъ:
205 Лишь только повели, за Днепръ и за Казань,
Въ сердцахъ мы понесемъ войну, тревогу, брань!
Но естьли праздностью себя мы обезславимъ,
И нашихъ силъ противъ Ордынскихъ не поставимъ;
Пойду отсель на край вселенной обитать;
210 Любви къ отечеству мнѣ нѣчемъ здѣсь питать!
Подавлена она и сокрушенна лестью;
Чины прiобрѣтать единой должно честью,
Служить отечеству трудами и мечемъ,
О чести я пекусь, а больше ни о чемъ….
215 Какъ море бурями отвсюду возмущенно,
Не вдругъ при тишинѣ бываетъ укрощенно:
Таковъ и Курбскiй былъ; бесѣдовать престалъ;
Но стонъ произносилъ и весь онъ трепеталъ.
Въ то время Iоаннъ умильными очами
220 Далъ знакъ, что Курбскаго доволенъ былъ рѣчами:
Прiятный Царскiй взоръ читая за отвѣтъ,
Придворные и сей одобрили совѣтъ.
Испорченный давно придворныхъ почитаньемъ,
Схватясь за мечь рукой, Князь Глинскiй всталъ съ роптаньемъ.
225 Но тутъ присутствуя, какъ тихая весна,
Адашевъ ихъ разторгъ, какъ облаки луна;
И рекъ: какой намъ стыдъ! врагамъ какая слава!
Отъ нашихъ неустройствъ колеблется держава.
Теперь ли внутренни раздоры начинать,
230 Когда пришли часы отечество спасать?
Мужайся Царь, ступай тебѣ отверстымъ слѣдомъ
Къ спасенью общему отцемъ твоимъ и дѣдомъ;
И терны оные пожни твоей рукой,
Которые до днесь смущаютъ нашъ покой.
235 А вы, правленiя почтенныя подпоры,
Вельможи! прежнiе забудьте днесь раздоры.
Се! намъ отечество стеная предстоитъ;
Оно друзьями намъ въ совѣтахъ быть велитъ;
Оно рыдаючи сынамъ своимъ вѣщаетъ:
240 Тотъ врагъ мой, за мои кто слезы не отмщаетъ;
Взгляните, говоритъ, на горы, на поля,
Тамъ кровью Россiянъ увлажнена земля;
Тамъ ваши сродники и дѣти избiенны,
Выходятъ изъ гробовъ на васъ ожесточенны;
245 Отмстите вы за насъ, отмстите! вопiютъ;
Не мстимъ, и нашу кровь до днесь враги лiютъ.
Вельможи! какъ свою державу успокоимъ,
Единодушiя коль въ Думѣ не устроимъ?
Презрѣнна зависть насъ снѣдаетъ и дѣлитъ,
250 А честь о тишинѣ пещися намъ велитъ.
Соединимъ сердца, раздоры позабудемъ,
Тогда почтенными людьми мы прямо будемъ;
Насъ Царь, отечество къ спасенiю зоветъ.
О други! труденъ ли на сей вопросъ отвѣтъ?
255 Тогда Геройства духъ, во свѣтломъ видѣ зримый,
Явился вкругъ всего собранiя носимый;
Спокойство сладкое на лица изливалъ,
Жаръ бодрости въ сердцахъ Боярскихъ запылалъ,
И рѣчь сiю уста Хилкова вострубили:
260 О братiя! онъ рекъ, иль бѣдство вы забыли,
Кипящее вездѣ, какъ токи бурныхъ водъ?
Князья за скипетры, за нихъ страдалъ народъ,
И буря бранная въ отечествѣ шумѣла;
Она близь трехъ вѣковъ какъ громъ вездѣ гремѣла;
265 Въ сiи постыдныя Россiи времяна,
Погасли Княжески священны имяна;
Чужiе къ намъ пришли обычаи и нравы,
Изгладились слѣды Россiйской древней славы.
Иль грозныхъ дней опять дождаться мы хотимъ?
270 Что мы гнѣздилища враговъ не истребимъ?
Россiяне! изъ сей, изъ гордой сей Казани,
Грозятъ набѣги намъ, раздоры, смуты, брани.
Когда отечество погибло не совсѣмъ,
Слѣпому щастiю обязны мы тѣмъ;
275 Но естьли гидры сей глава не сокрушится,
Россiя имяни со времянемъ лишится.
Вельможи! презритъ насъ унывшихъ цѣлый свѣтъ;
Потомкамъ плачущимъ мы должны дать отвѣтъ.
Но царству кто изъ насъ не хочетъ обороны,
280 Тотъ врагъ отечества, врагъ вѣры, врагъ короны,
И долженъ общее презрѣнiе нести.
Князь Глинскiй не умѣлъ терпѣнья соблюсти,
Садился, возставалъ, въ лицѣ перемѣнялся,
И немощь возмечтавъ, изъ Думы уклонялся.
285 Но Царь, глаза свои возведши къ небесамъ,
Вѣщалъ: хощу итти, хощу на Орды самъ.
Онъ вѣдалъ мягкое вельможей многихъ свойство,