друженъ,
Тамъ видъ, плачевный видъ, развалинъ положенъ;
И вмѣсто пѣнiя отшельцовъ сладкогласныхъ,
100 Сталъ вѣтровъ слышенъ шумъ, и ревъ звѣрей ужасныхъ.
Сiи нещастiя, погибель и бѣды,
Бунтующихъ Князей родились отъ вражды,
Когда за скипетры другъ съ другомъ воевали,
И хищною рукой вѣнцы съ чела срывали.
105 О Муза! какъ сiи напасти возглашу?
Я токи слезъ лiю, когда о нихъ пишу.
Сынъ всталъ противъ отца, отецъ противу сына,
И славой сдѣлалась пронырливость едина;
Не уважаючи въ Россiи общихъ золъ,
110 Стремился похищать у брата братъ престолъ.
Россiя надъ главой узрѣла вѣчны тѣни,
И раздробленна вся поверглась на колѣни;
Въ ней жало зависти кровавый тронъ вертѣлъ;
Батый на зыблему Россiю налетѣлъ;
115 Такъ юныхъ двухъ тельцовъ, гдѣ гладный волкъ встрѣчаетъ,
За паству бьющихся, въ добычу получаетъ.
Толикихъ золъ Батый причиной Россамъ былъ;
Онъ кровью ихъ Князей престолы ихъ омылъ:
Но чтожъ осталося отъ сей причины страха?
120 Единый мрачный гробъ, и горсть истлѣвша праха;
Кто прежде гордостью касался Небесамъ,
Того остатки вихрь разноситъ по лѣсамъ;
Льстецы прибѣжища ко праху не имѣютъ;
Лишь спятъ на немъ змiи, и только вѣтры вѣютъ.
125 О вы, которымъ весь пространный тѣсенъ свѣтъ,
Которыхъ слава въ брань кровавую зоветъ!
На прахъ, на тлѣнный прахъ Батыевъ вы взгляните,
И гордости тщету съ своею соравните,
Не кровью купленный прославитъ васъ вѣнецъ,
130 Но славитъ васъ любовь подвластныхъ вамъ сердецъ.
Изъ твердыхъ камней тамъ составленна гробница,
Подъ нею погребенъ несытый кровопiйца,
Сартакъ, Батыевъ сынъ. Онъ слѣдуя отцу,
Коснулся Суздальскихъ владѣтелей вѣнцу,
135 И робость сѣя въ нихъ, противу общихъ правилъ,
Своихъ начальниковъ по всей Россiи ставилъ.
Тамъ въ тлѣнномъ гробѣ спитъ Баркай, Батыевъ братъ,
Чинившiй горести Россiи многократъ,
Онъ чувствуя въ войнѣ свое изнеможенье,
140 Россiянъ принуждалъ себѣ на вспоможенье;
Но днесь на небесахъ носящъ вѣнецъ златый,
Отважный Александръ, Князь храбрый и святый,
До самой крайности ихъ власть не допуская,
Татаръ не защищать, склонить умѣлъ Баркая.
145 Тамъ врановъ слышенъ крикъ, производящiй страхъ,
Крылами вѣющихъ Менгу-Темировъ прахъ;
Отмщается ему сiя по смерти рана,
Которой онъ пресѣкъ дни храбраго Романа.
Цари! мученья вамъ сулятся таковы,
150 Подъ видомъ дружества гдѣ зло чините вы.
Тамъ видится Узбекъ, лишенный вѣчно свѣта;
Онъ первый принялъ тму и басни Махомета;
Россiю угнѣталъ сей Князь во весь свой вѣкъ,
Онъ имянемъ своимъ Ордынскiй родъ нарекъ.
155 Тамъ дремлетъ блѣдный страхъ, на гробѣ возлегая,
Россiйскаго врага, невѣрнаго Нагая,
Который въ родственный съ Князьями вшедъ союзъ,
Уважить не хотѣлъ родства священныхъ узъ,
Мечемъ и пламенемъ опустошалъ Болгары;
160 Днесь терпитъ въ адѣ самъ подобные удары.
Тамъ видѣнъ изъ земли твой черепъ, Занибекъ;
О ты, свирѣпый Царь, и лютый человѣкъ
Который гордаго принудилъ Симеона,
Искать Россiйскаго твоей рукою трона.
165 Сей братiевъ родныхъ для царства погубя,
Усилилъ страшну власть въ Россiи и себя;
Простерши въ сердце къ ней грабительныя длани,
На храмы Божiи взложилъ позорны дани:
Но Богъ, отъ горнихъ мѣстъ бросая смутный взоръ,
170 Въ отмщенiе послалъ на Орды гладъ и моръ,
И смерти Ангелъ ихъ гонящъ мечемъ суровымъ,
Разсыпалъ по брегамъ при Донскимъ и Днепровымъ;
Являются главы и тлѣнны кости тамъ;
Мнѣ тѣни предстоятъ ходящи по холмамъ,
175 Я вижу межъ древесъ стенящаго Хидира,
Который кроется по смерти отъ Темира.
Темиръ свирѣпый мечь простеръ въ полночный край,
Но съ трона свергъ его безвремянно Мамай;
Мамай какъ будто бы изъ нѣдръ изшедый земныхъ,
180 Въ Россiю прилетѣлъ со тучей войскъ наемныхъ,
Къ нему склонилися, измѣны не тая,
Противъ Димитрiя Россiйскiе Князья;
Обширныя поля ихъ войски покрывали,
И рѣки цѣлыя въ походѣ выпивали.
185 Такую Перскiй Царь громаду войскъ имѣлъ,
Когда съ угрозами на древнихъ Грековъ шелъ;
Но лавры жнутъ побѣдъ не многими полками,
Сбираютъ въ брани ихъ геройскими руками.
Оставилъ намъ примѣръ отважности такой,
190 Ко славѣ нашихъ странъ, Димитрiй, Князь Донской;
Съ Непрядвой онъ смѣшалъ Татарской крови рѣки.
Мамай ушелъ въ Кафу, и тамъ погибъ на вѣки;
Но вскорѣ ожививъ вражда Ордынскiй прахъ,
Повергла съ пламенемъ въ предѣлы наши страхъ;
195 Хотя Казань не разъ поверженна лежала,
Но вновь главу поднявъ, злодѣйства умножала;
Томилися отъ ихъ Россiяне Царей;
Ей много золъ нанесъ послѣднiй Сафгирей.
Ялялась гордая надъ симъ Царемъ гробница.
200 Едва приближилась къ ней томная Царица,
Какъ будто въ оный часъ супруга лишена,
На хладномъ мраморѣ поверглася она;
Всѣ члены у нее дрожали, разрушались;
Власы разбилися, и съ прахами смѣшались;
205 Разитъ себя во грудь, горчайши слезы льетъ,
Дражайшiй мой супругъ! Сумбека вопiетъ;
Какой мы лютою разлучены судьбою;
Но ахъ! достойналь я стенать передъ тобою?
Я та, которая тебя забыть могла,
210 Въ чьемъ сердцѣ новый огнь любовна страсть зажгла.
Увы! я тѣмъ себя и паче обвиняю,
Что твой цѣлуя прахъ, рыдаю и стенаю:
Достойно ли моимъ слезамъ мѣшаться съ нимъ,
И быть услышаннымъ стенанiямъ моимъ?
215 Потоки слезъ моихъ изъ тѣхъ очей катились,
Которы къ прелестямъ другова обратились;
И стонъ, позорный стонъ, изъ сердца извлеченъ,
Которымъ сталъ иной супругомъ нареченъ,
Уста вѣщающи тебѣ свои печали,
220 Не давно прелести другова величали.
Но бѣдная твоя и сирая жена,
Совмѣстникомъ твоей любви отомщена;
Конечно онъ мою невѣрность ясно видитъ,
Во образѣ моемъ порокъ мой ненавидитъ.
225 О! естьли можешь ты прейти изъ тмы во свѣтъ;
Востань мой Царь! востань! подай ты мнѣ совѣтъ;
Твоею смертiю отъ брака свобожденна,
Входить въ другой союзъ я зрюся принужденна;
Отъ подданныхъ моихъ къ неволѣ я влекусь.
230 Но съ кѣмъ я брачными цѣпями сопрягусь?
Одни противъ себя не видя обороны,
Со мной вступаютъ въ бракъ лишь только для короны;
Съ кѣмъ сердце я дѣлю, любви не вижу въ томъ,
Любви того бѣгу, зажгла я сердце въ комъ.
235 Кому пожертвую себя, мой тронъ, и сына?
Мой Царь! въ твоихъ рукахъ Сумбекина судьбина;
Скажи, что дѣлать мнѣ?… Но ты во гробѣ спишь!
О тѣнь, любезна тѣнь! ты слезъ моихъ не зришь.
Дабы спокойствiе твоя вдова имѣла,
240 Мнѣ тѣнь твоя притти къ гробницѣ повелѣла,
И нѣкiй тайный гласъ привлекъ въ мѣста сiи;
Внемли стенанiя и жалобы мои….
При сихъ словахъ она объемлетъ гробъ руками,
И слезы горькiя лiетъ надъ нимъ рѣками;
245 Тревожа въ сихъ мѣстахъ Царей усопшихъ сонъ,
Сумбекинъ слышался между гробами стонъ;
Отъ гласа плачущей и рвущейся Царицы,
Поколебалися и прахи и гробницы;
Покрыты мхомъ сѣдымъ и терномъ многи дни,
250 Сходящи съ мѣстъ своихъ казалися они.
Завылъ ужасный