Выбрать главу
       Увы! я быть могу еще обманутъ разъ;              Но слѣдую тебѣ!… Тѣ рѣчи излетали,    270          Во книгу вѣчности они внесенны стали,              И должно было впредь исполнитися имъ:              Невинность во слезахъ пошла во слѣдъ за нимъ.              Сумбека хитростью напасть запечатлѣла,              Которая Царю во срѣтенье летѣла.    275          Лишь выступилъ Алей дубравы изъ границъ,              Идущаго Царя встрѣчаетъ ликъ дѣвицъ;              Подобно Грацiямъ блистая красотами,              Ко граду путь онѣ усыпали цвѣтами.              Утѣхи, прелести, тѣснятся вкругъ его,    280          Берутъ оружiе съ усмѣшкой у него,              Благуханiемъ одежду оросили,              И гимны свойственны случаямъ возгласили;              Вѣнцы сплетающа соблазность изъ цвѣтовъ,              Къ Алею подступивъ, подъемлетъ свой покровъ,    285          Снимая шлемъ съ Царя, главу его вѣнчаетъ,              И мечь его укравъ, цвѣты ему вручаетъ;              Коварство робкое прiемля смѣлый видъ,              Отъемлетъ у него копье и лукъ и щитъ.              Казалася любовь въ Героя превращенна;    290          А храбрость Царская послѣднихъ силъ лишенна.                        Тогда крылатая въ Казань паритъ молва,              Недремлюща во вѣкъ, скора, быстра, жива;              Молва Алеево прибытiе вѣщаетъ,              Съ Москвой взаимный миръ Казанцамъ обѣщаетъ.    295          Прiятная судьба Казани смутной льститъ,              Которую сулилъ Царицѣ ихъ Сеитъ.                        Златая встрѣтила Сумбеку колесница,              Съ Алеемъ въ торжествѣ возсѣла въ ней Царица;              Народъ въ восторгѣ зритъ съ высокихъ градскихъ стѣнъ,    300          Идущаго Царя во произвольный плѣнъ.              Чье имя страхъ Ордамъ недавно наводило,              Пришествiе того спокойстомъ граду льстило.              О тигрѣ, жителей который устрашалъ,              На пажитяхъ стада пасомы похищалъ,    305          Съ такимъ веселiемъ граждане разсуждаютъ,              Когда его въ цѣпяхъ по граду провождаютъ.              Спѣшаща обрѣсти сокровищи и честь,              Является Царю въ лицѣ вельможей лесть;              Зящитникомъ Орды Алея называетъ,    310          И слезы радостны ласкаясь проливаетъ;              Имѣя въ разумѣ о выгодахъ мечты,              Къ подножiю его разсыпала цвѣты.              И подлость рабская толь гнусно унижалась,              Что ко стопамъ его главою понижалась;    315          Лице покорности умѣюща принять,              Колѣна Царскiя стремилася обнять.                        Любовь народныя плесканья подкрѣпили,              И въ Царскiй древнiй домъ любовники вступили.              Темница, страсть куда Алея привлекла,    320          Казалася ему съ Сумбекой весела.              Цирцеѣ гордая Сумбека подражаетъ,              Она и взоръ его и духъ обворожаетъ,              И въ сердце лестныя вливающа слова,              Во агнца слабаго преобратила льва.    325          Коль слѣпы въ ихъ любви бываютъ человѣки!              Алей весь мiръ включалъ во прелестяхъ Сумбеки.              По радостямъ его летаетъ плѣнный взоръ,              На что ни смотритъ Царь, вступая въ Царскiй дворъ.              Тамъ рядъ древесъ казалъ широкiя дороги,    330          Сквозь кои пышныя открылися чертоги,              Вкругъ нихъ свѣтилися столпы въ златыхъ вѣнцахъ,              И бисеръ въ солнечныхъ играющiй лучахъ.              Строенiя сего наружное изрядство              Роскошною рукой возвысило богатство;    335          Со пестрымъ марморомъ тамъ аспидъ сопряженъ;              Блистая хрусталемъ, казался домъ зажженъ.                        Предъ онымъ зритъ Алей столпами окруженну,              Изъ твердыхъ марморовъ Казань изображенну;              Какъ нѣкiй исполинъ, имѣя грозный видъ;    340          На каменномъ она подножiи стоитъ.              Художникъ плѣнную изобразилъ Россiю,              Ко истукановымъ стопамъ склонившу выю,              И узы, на ея лежащiя рукахъ,              Являли прежнiй плѣнъ и прежнiй Россовъ страхъ.    345          Казань десницею ужасный мечь держала,              И горду власть свою чрезъ то изображала.              Въ сей страшный истуканъ устроенъ тайный входъ,              Которымъ ихъ Цари вступая каждый годъ,              Молитвы ложному пророку приносили,    350          Всегдашня торжества надъ Россами просили.              Вѣщаютъ, будто имъ завѣтъ волхвами данъ:              Доколѣ невредимъ сей будетъ истуканъ,              Дотолѣ славный градъ безвреденъ сохранится,              И благо ихо во зло во-вѣкъ не премѣнится.    355          Коль пламенно Алей Сумбеку ни любилъ,              Едва въ сiи часы любви не истребилъ,              Казанской гордости когда онъ знакъ увидѣлъ;              Алей тщеславiе и пышность ненавидѣлъ.              Хоть сердце отняла Сумбека у него,    360          Россiя въ памяти присутствуетъ его;              Противенъ истуканъ его казался взору:              Россiйскаго Алей не могъ терпѣть позору.              Но то коварная Царица усмотрѣвъ,              Изгнала прелестьми его изъ сердца гнѣвъ:    365          Она глаза къ нему толь страстно устремила,              Что ими прочiе всѣ виды вдругъ затмила;              И нѣжныя слова лишь только изрекла,              Алея за собой въ чертоги повлекла.                        Тамъ пѣсни юныхъ Нимфъ повсюду раздавались.    370          Вѣнцы изъ нѣжныхъ розъ Алею въ даръ свивались;              Подобны Урiямъ казались Нимфы тѣ,              О коихъ Махометъ вѣщаетъ красотѣ.              Онѣ прiятности любовныя вѣщали,              Которы и боговъ небесныхъ восхищали;    375          Воспѣли рыцарей великихъ имяна,              Которы въ древнiя любили времяна.              Отравой сладкою любовникъ упивался.              Армидою Ренодъ подобно такъ прельщался.                        Сумбекѣ нравилось прельщенiе сiе.    380          Алей какъ нѣкiй рай жилище зрѣлъ ее;              Искусствомъ помрачивъ убранства горделивы,              Тамъ видны на стѣнахъ изображенья живы,              Ихъ кисть волшебная для глазъ произвела,              И видъ естественный и душу льну дала.    385                    Въ лицѣ прiятнаго и кроткаго зефира              Изобразила кисть златое царство мира;              Миръ страшный брани храмъ заклепами крѣпитъ,              У ногъ его въ травѣ волкъ съ агнцемъ купно спитъ;              Тамъ голубь съ ястребомъ играючи летаетъ,    390          И львица юнаго тельца млекомъ питаетъ;              Во всей веселости между цвѣтовъ видна,              Подъ тѣнiю древесъ сѣдяща тишина;              Алмазный щитъ надъ ней спокойствiе держало,              И щастiе сiю богиню окружало.    395                    Съ другой страны встрѣчалъ обвороженный взоръ              Военны подвиги, сраженiя, раздоръ:              Тамъ зрится во крови свирѣпыхъ битвъ Царица;              Тамъ раны видимы, тамъ кровь, тамъ блѣдны лица,              Герои въ цвѣтѣ лѣтъ кончающiе дни,    400          И стонутъ, кажется, написанны они.                        Сумбека на Царя коварствуя взираетъ,              Узнать, къ чему свои онъ мысли простираетъ;              Чѣмъ паче занятъ онъ, кровавой ли войной,              Или цвѣтущею въ покоѣ тишиной?    405          Ей мнилось, что война его вниманью льстила,              И взоромъ взоръ его къ иному отвратила.                        Тамъ новый видъ глаза Царевы поразилъ:              Художникъ пламенну любовь изобразилъ.              Любовь, которая казалася на тронѣ,    410          Съ калчаномъ стрѣлъ въ рукахъ и въ розовой коронѣ;              Тѣ стрѣлы сыплются въ день ясный и въ ночи,              На всю вселенную, какъ солнечны лучи.              Лучами шаръ земный ты солнце освѣщаешь,              И грады оными и степи посѣщаешь:    415          Подобно стрлы такъ изъ рукъ любви летятъ,              Равно Владѣтеля и пастуха язвятъ;              И щастье равное они тогда вкушаютъ,              Когда свои сердца любовью утѣшаютъ.                        Что живостью цвѣтовъ на льнѣ изображалъ,    420          Художникъ въ томъ живой натурѣ подражалъ:              Тамъ гордыя древа долины осѣняли,              И кажется, они верхи свои склоняли:              Межъ камней извившись источники кипятъ,              И мнится, на стѣнѣ написанны шумятъ;    425          Тамъ кажется Нарцисъ еще глядитъ въ потоки,              И будучи цвѣткомъ, пущаетъ слезны токи;              Нещ