астный Адонидъ, ставъ жертвою любви,
Еще является на стеблѣ во крови.
Алей на все взиралъ, взиралъ и возхищался;
430 Но бодрый духъ его слабѣлъ и возмущался;
Толико мысли онъ въ забавы углубилъ,
Что друга вѣрнаго Гирея позабылъ.
Другъ часто близокъ къ намъ во отдаленьи трона,
Но въ немъ лишь видѣнъ Царь, когда на немъ корона.
435 Алей возшедъ на тронъ, въ день щастья своего
Не помнитъ дружества, но помнитъ другъ его!
Казанцы жизнь при немъ предвидящи щастливу,
Морскому въ оный день подобились приливу,
Который Царскiй домъ какъ море наполнялъ:
440 Весь градъ передъ Царемъ колѣна преклонялъ;
И вѣрность радости свои вездѣ трубила.
Алея подлинно Казанска чернь любила;
Уже два раза онъ сердцами ихъ владѣлъ,
Какъ будто о своемъ, о благѣ ихъ радѣлъ;
445 Имѣли въ немъ они отъ сильныхъ оборону.
Алею поднесли порфиру и корону;
Не страшны Россы имъ, не страшенъ Асталонъ,
Когда прiосенитъ Алей Казанскiй тронъ.
Но зависть и раздоръ среди вельможъ летаютъ,
450 Которыя Царя наружно почитаютъ.
Сiи двѣ фурiи, тревожа ихъ сердца,
Неволятъ ихъ алкать Казансаго вѣнца;
И каждый думаетъ Алею быть подобенъ,
Иль паче, нежель онъ, владѣть Ордой способенъ.
455 Но завистью Сагрунъ сильняе всѣхъ горитъ,
Онъ взоры пламенны кидая, говоритъ:
Какiе подадимъ мы слухи нынѣ свѣту,
Избравъ того Царемъ, кто врагъ и Махомету,
Кто рабствуя Царю Московскому служилъ,
460 И можетъ быть его на насъ вооружилъ?
Или мы собственныхъ достоинствъ не имѣемъ,
Что выбрать во Царя другъ друга не умѣемъ?
Но прервалъ рѣчь его Гирей, Алеевъ другъ,
Вельможей собранныхъ вступивъ въ мятежный кругъ:
465 Не льзя противиться, онъ рекъ, судебъ уставу,
Алею отдаютъ они его державу;
Державу, до сего носиму имъ не разъ;
Кто смѣетъ быть Небесъ противникомъ изъ насъ?
Не вѣру толковать вѣнчается Владѣтель;
470 Онъ въ поданныхъ вселять обязанъ добродѣтель,
Кто лучше озаритъ Казанскiй ею тронъ?
Кто лучшiй дастъ примѣръ въ геройствѣ, коль не онъ?
О! естьли исполнять хотѣнiя сердечны;
На царство выборы здѣсь будутъ безконечны,
475 И будемъ въ пренiи о тронѣ мы вовѣкъ.
Начальствовать другимъ желаетъ человѣкъ;
Но царство возмутивъ, утратимъ мы свободу,
Однако отдадимъ сiе на судъ народу:
Народомъ подкрѣпленъ бываетъ Царскiй тронъ,
480 Да скажетъ, симъ Царемъ доволенъ естьли онъ?
Спросилъ, и гласы ихъ каки волны зашумѣли,
Казанцы собранны согласну мысль имѣли;
Не слышно, кромѣ сихъ торжественныхъ рѣчей:
Пусть нами царствуютъ съ Сумбекою Алей!
485 Сребристая луна на горизонтъ вступила,
Но радости въ сердцахъ она не усыпила;
Стараясь удержать во градѣ ясность дни,
Казанцы возгнѣли блестящiе огни;
Веселость подданныхъ наружны кажутъ блески,
490 Восходятъ къ облакамъ торжественные плески;
Какъ шумъ морскихъ валовъ, достигъ къ чертогамъ гласъ:
Да наши радости возрадуютъ и васъ!
Сумбека нѣжностей подъ пепломъ искру крыла;
Тронъ твой, и я твоя, Алею говорила;
495 Съ моимъ сливаются народныя сердца;
Отъ нихъ и отъ меня прiемлешь два вѣнца;
Одинъ Царемъ тебя творитъ надъ сей страною,
Другой надъ волею моей и надо мною.
По мнѣ сей градъ, престолъ и весь народъ есть твой;
500 А съ нами примирясь, смири Казань съ Москвой;
Мы ей селенiя за-Волжскiя уступимъ,
И естьли хощешь ты, присягой миръ съ ней купимъ.
Мы браней не хотимъ! Хотя и льщуся я,
Что можетъ защищать Казань рука твоя,
505 Но ты Россiи другъ; а царствуя надъ нами,
Россiянъ учини ты нашими друзьями,
И станемъ въ градѣ семъ златые дни вести….
Алей, не чувствуя сея Царицы льсти,
Сумбеку подкрѣпилъ въ прiятномъ упованьѣ.
510 Взоръ нѣжный усладилъ и страсть и пированье,
Казалось, разлился веселiй океанъ.
Но часто кроется подъ ласками обманъ;
Кругомъ любовниковъ слетаются утѣхи,
Слетаются въ чертогъ умильности и смѣхи,
515 Но виды таковы Сумбекинъ Дворъ имѣвъ,
Таилъ въ стѣнахъ своихъ притворство, зависть, гнѣвъ,
Которыя открыть лица еще не смѣли,
И зримы будучи, притворный видъ имѣли.
Сумбека зрѣлася при радостяхъ смутна….
520 Османа помнила, ахъ! помнила она;
Невѣрности его Царицѣ въ мысль приходятъ,
Какъ облако во дни на сердце мракъ наводятъ.
Досада, ревность, гнѣвъ, ея терзая грудь,
Отверзли мщенiю къ Сумбекѣ въ сердце путь.
525 О коль страшна любовь, отмщающа измѣну!
Османа привести даетъ приказъ изъ плѣну.
Свирѣпства, хитрости и мщенiя полна,
Алею говоритъ стенаючи она:
Онъ врагъ мой, врагъ и твой, злодѣй всего народа,
530 Которымъ отнята была моя свобода!
Я дружбы прежнiя съ нимъ узы нынѣ рву,
И въ жертву отдаю тебѣ его главу….
Алей сказалъ: Османъ! внемли, что я вѣщаю;
Ты врагъ мнѣ, я тебѣ свободу возвращаю;
535 Познай теперь, Османъ, какъ Христiяне мстятъ;
Ты можешь съ нами жить, оставить можешь градъ.
Сумбека, будто бы предбудущее зрѣла,
Еще подъ стражею держать его велѣла.
Османъ отходитъ прочь, но прочь любовь нейдетъ,
540 По сердцу разлилась, и власть надъ нимъ беретъ;
То стужу дѣлаетъ, то множитъ лютый пламень,
И сердце размягча, падетъ какъ въ воду камень.
Сумбека, чающа Османа не любить,
Съ Алеемъ щастлива въ забавахъ хочетъ быть.
545 Сей плѣнникъ, въ Царскiя вступивъ священны нравы,
Вдается въ новыя съ Сумбекою забавы.
Желая облегчить правленiя труды,
Влечетъ его она въ рокошные сады,
Гдѣ тысящи прiятствъ для Флоры и Помоны,
550 Волшебною рукой сооружили троны:
Тамъ розовы вокругъ кустарники цвѣтутъ,
Зефиръ покоится на ихъ листочкахъ тутъ;
Тамъ вѣтвями древа густыми соплетенны,
Прохлады завсегда въ тѣни хранятъ весенны;
555 Чрезъ виды разные стремящаяся тамъ,
Подъемлется вода шумяща къ облакамъ;
Любовны нѣжности въ кустахъ себя скрываютъ,
И птицы сладость ихъ и прелесть воспѣваютъ;
Зеленые лужки въ тѣни древесъ цвѣтутъ,
560 И кажется, любовь одры готовитъ тутъ;
Наяды у ручьевъ являются сѣдящи,
Волшебны зеркалы въ рукахъ своихъ держащи,
Въ которы Грацiи съ усмѣшками гладятъ;
Амуры обнявшись, на мягкой травкѣ спятъ;
565 Пещеры скромныя, привѣтливыя тѣни,
Гуляющихъ къ себѣ манили на колѣни.
Сумбекѣ въ мысль пришли минувши времяна,
Когда съ Османомъ здѣсь видалася она;
Любовныя свои прохлады вспомянула:
570 Взглянула на мѣста, и тяжко воздохнула;
Но скрыла грудь ея снѣдающую страсть,
Беретъ надъ слабостью Сумбека полну власть;
Запечатлѣнныя намѣреньи имѣя,
Османомъ прельщена, взвела на тронъ Алея.
575 Алею ввѣрила владычество свое,
Но царствовалъ Османъ надъ сердцемъ у нее.
Уже Алей Казань мятежну успокоилъ,
И къ миру онъ сердца людей своихъ устроилъ,
Союзъ готовился съ Москвой запечатлѣть;
580 Но искра мятежа не преставала тлѣть.
Османъ отверженный, Османъ лишенъ покою,
При общей радости терзается тоскою;
Ему являются мечтанiя во тмѣ,
Эмира у него и въ сердцѣ и въ умѣ: