Но ты Россiи другъ; а царствуя надъ нами,
Россiянъ учини ты нашими друзьями,
И станемъ въ градѣ семъ златые дни вести….
Алей, не чувствуя сея Царицы льсти,
Сумбеку подкрѣпилъ въ прiятномъ упованьѣ.
510 Взоръ нѣжный усладилъ и страсть и пированье,
Казалось, разлился веселiй океанъ.
Но часто кроется подъ ласками обманъ;
Кругомъ любовниковъ слетаются утѣхи,
Слетаются въ чертогъ умильности и смѣхи,
515 Но виды таковы Сумбекинъ Дворъ имѣвъ,
Таилъ въ стѣнахъ своихъ притворство, зависть, гнѣвъ,
Которыя открыть лица еще не смѣли,
И зримы будучи, притворный видъ имѣли.
Сумбека зрѣлася при радостяхъ смутна….
520 Османа помнила, ахъ! помнила она;
Невѣрности его Царицѣ въ мысль приходятъ,
Какъ облако во дни на сердце мракъ наводятъ.
Досада, ревность, гнѣвъ, ея терзая грудь,
Отверзли мщенiю къ Сумбекѣ въ сердце путь.
525 О коль страшна любовь, отмщающа измѣну!
Османа привести даетъ приказъ изъ плѣну.
Свирѣпства, хитрости и мщенiя полна,
Алею говоритъ стенаючи она:
Онъ врагъ мой, врагъ и твой, злодѣй всего народа,
530 Которымъ отнята была моя свобода!
Я дружбы прежнiя съ нимъ узы нынѣ рву,
И въ жертву отдаю тебѣ его главу….
Алей сказалъ: Османъ! внемли, что я вѣщаю;
Ты врагъ мнѣ, я тебѣ свободу возвращаю;
535 Познай теперь, Османъ, какъ Христiяне мстятъ;
Ты можешь съ нами жить, оставить можешь градъ.
Сумбека, будто бы предбудущее зрѣла,
Еще подъ стражею держать его велѣла.
Османъ отходитъ прочь, но прочь любовь нейдетъ,
540 По сердцу разлилась, и власть надъ нимъ беретъ;
То стужу дѣлаетъ, то множитъ лютый пламень,
И сердце размягча, падетъ какъ въ воду камень.
Сумбека, чающа Османа не любить,
Съ Алеемъ щастлива въ забавахъ хочетъ быть.
545 Сей плѣнникъ, въ Царскiя вступивъ священны нравы,
Вдается въ новыя съ Сумбекою забавы.
Желая облегчить правленiя труды,
Влечетъ его она въ рокошные сады,
Гдѣ тысящи прiятствъ для Флоры и Помоны,
550 Волшебною рукой сооружили троны:
Тамъ розовы вокругъ кустарники цвѣтутъ,
Зефиръ покоится на ихъ листочкахъ тутъ;
Тамъ вѣтвями древа густыми соплетенны,
Прохлады завсегда въ тѣни хранятъ весенны;
555 Чрезъ виды разные стремящаяся тамъ,
Подъемлется вода шумяща къ облакамъ;
Любовны нѣжности въ кустахъ себя скрываютъ,
И птицы сладость ихъ и прелесть воспѣваютъ;
Зеленые лужки въ тѣни древесъ цвѣтутъ,
560 И кажется, любовь одры готовитъ тутъ;
Наяды у ручьевъ являются сѣдящи,
Волшебны зеркалы въ рукахъ своихъ держащи,
Въ которы Грацiи съ усмѣшками гладятъ;
Амуры обнявшись, на мягкой травкѣ спятъ;
565 Пещеры скромныя, привѣтливыя тѣни,
Гуляющихъ къ себѣ манили на колѣни.
Сумбекѣ въ мысль пришли минувши времяна,
Когда съ Османомъ здѣсь видалася она;
Любовныя свои прохлады вспомянула:
570 Взглянула на мѣста, и тяжко воздохнула;
Но скрыла грудь ея снѣдающую страсть,
Беретъ надъ слабостью Сумбека полну власть;
Запечатлѣнныя намѣреньи имѣя,
Османомъ прельщена, взвела на тронъ Алея.
575 Алею ввѣрила владычество свое,
Но царствовалъ Османъ надъ сердцемъ у нее.
Уже Алей Казань мятежну успокоилъ,
И къ миру онъ сердца людей своихъ устроилъ,
Союзъ готовился съ Москвой запечатлѣть;
580 Но искра мятежа не преставала тлѣть.
Османъ отверженный, Османъ лишенъ покою,
При общей радости терзается тоскою;
Ему являются мечтанiя во тмѣ,
Эмира у него и въ сердцѣ и въ умѣ:
585 Гуляетъ ли въ садахъ, или въ нощи воздремлетъ,
И мракъ и древеса лице ея прiемлетъ;
Томится духъ его и стынетъ въ жилахъ кровь.
Взирая на сiе развратная любовь,
Любовь, мрачаща умъ, когда въ крови затлится;
590 Любовь сердецъ и душъ страданьемъ веселится,
Любовь, отъемлюща покой, разсудокъ, стыдъ,
Прiемлетъ на себя теперь Эмиринъ видъ:
Къ Осману спящему со трепетомъ приходитъ,
Отраду зрѣнiю, но сердцу скорбь наводитъ,
595 Эмира, будто бы сей жизни при концѣ,
Имѣетъ блѣдное и смутное лице;
Раздранная на ней казалася одежда;
Речетъ: моя теперь изчезла вся надежда,
Изчезла, видѣться и вмѣстѣ быть съ тобой:
600 Намъ должно жить, Османъ, весь вѣкъ въ разлукѣ злой!
Отчаянный она вѣщая взоръ кидала,
Главу потупила, и горько возрыдала.
Но ктожъ причиною сердечныхъ нашихъ ранъ?
Эмира говоритъ: причиной ты, Османъ!
605 Спѣши, ты можетъ быть спасти меня успѣешь,
Къ свободѣ средства ты надежныя имѣешь,
Успѣхъ получишь ты надъ слабою женой;
Рыдай предъ ней, спѣши увидѣться со мой.
Сiи слова не разъ ему твердила,
610 И взоры слезные кидая уходила.
Османъ какъ будто бы пронзенъ во грудь стрѣлой,
Трепещетъ, мучится, смущается мечтой,
Встаетъ; и се въ чертогъ Сагрунъ коварный входитъ;
Онъ взоры на него печальные возводитъ.
615 Въ вельможѣ семъ душа какъ адъ была смутна,
Къ различнымъ хитростямъ склонялася она;
Грызомый завистью, покоя не имѣетъ;
Желая людямъ зла, о бѣдствѣ ихъ жалѣетъ;
На блѣдномъ у него написано лицѣ,
620 Что мыслилъ день и нощь о Царскомъ онъ вѣнцѣ.
Нося въ груди своей намѣренiе злобно,
Хотѣлъ, какъ самъ себя, и всѣхъ смущать подобно;
И такъ Осману рекъ: о коль твой скорбенъ взоръ;
Но долго ли тебѣ такой терпѣть позоръ?
625 Таврискiй храбрый Князь въ Казанѣ узы носитъ,
О вольности своей ни думаетъ, ни проситъ;
Когда бы можетъ быть, ты слово лишь изрекъ,
Порфирою бъ себя во градѣ семъ облекъ;
Я дружества къ тебѣ во вѣки не нарушу:
630 Ты вѣдаешь мою ревнительную душу,
И вѣдаешь еще ту пламенную страсть,
Котора ввергнула тебя въ сiю напасть;
Дай нову силу ей, и подкрѣпися ею,
Сумбека сжалится надъ нѣжностью твоею;
635 Явись ея очамъ! Османъ, мечтой смущенъ,
Коварнымъ Сагруномъ былъ паче обольщенъ.
Вельможу онъ сего при щастьѣ ненавидѣлъ,
Но ввѣрилъ днесь ему мечту, котору видѣлъ,
Такъ бѣдный плаватель, въ пучинѣ жизнь губя,
640 За все хватается, что видитъ вкругъ себя.
Довѣренностью сей Сагрунъ возвеселился,
Онъ только ждалъ, чтобы Османъ ему открылся;
Намѣренье въ груди злодѣйское питалъ,
Своимъ орудiемъ любовну страсть считалъ;
645 Во злобѣ предпрiялъ, раздоръ въ троихъ посѣя,
Османа погубить, Сумбеку и Алея.
Сей хищный волкъ теперь прiемлетъ агнчiй видъ;
Лукавый духъ его подъ видомъ дружбы скрыть:
Спаси отъ бѣдства насъ! вѣщаетъ онъ со стономъ,
650 Мы всѣ устрашены колеблющимся трономъ;
Сумбека нѣжности къ тебѣ не изгнала,
Но въ гнѣвѣ Царску власть Алею отдала;
Возможно ли женѣ въ ея угрозахъ вѣрить?
Онѣ и злобствуя умѣютъ лицемѣрить;
655 Ихъ гнѣвъ есть молнiя, которая сверкнетъ,
Но солнце возсiявъ, опять сiять начнетъ;
Алей, опасный врагъ и вѣры и Казани,
Сбираетъ для Москвы съ Татаръ позорны дани;
Я видѣлъ, какъ теперь народу онъ ласкалъ,
660 И въ ихъ сердца войти, различныхъ средствъ искалъ.
Имѣя желчь въ груди, точилъ онъ медъ устами;
Съ Россiей вѣчный миръ украсилъ онъ цвѣтами,